Лиза послушалась. Почти всю вторую половину дня они со Свиридовой провели в прогулках. Вечером же девушка долго молилась, а после – выпила принесённые наставницей успокоительные капли и проспала крепким, спокойным сном до утра.

На следующий день Анна Степановна мягко, но вместе с тем непреклонно велела Лизе привести себя в порядок и идти на завтрак вместе со всеми, а после отправляться на занятия. Она сказала, что привычный режим поможет ей поскорее справиться с переживаниями. Лиза возражать не стала, но не могла отделаться от ощущения, что Свиридова просто устала возиться с нею. Да и сама страдала ничуть не меньше, ведь две её воспитанницы погибли, а она ничем не смогла им помочь. Наверняка это ужасно мучило Анну Степановну, просто она контролировала себя намного лучше, чем семнадцатилетняя Бельская.

Так девушка вновь очутилась среди одноклассниц. Вопреки опасениям они не стали приставать с расспросами. Всё больше бросали сочувствующие взгляды и старались увлечь разговором. Лиза подозревала, что за всем стояла Елена Александровна Ливен. Наверняка её светлость весьма красноречиво дала указания смолянкам позаботиться о Лизе. Девушка ощущала искреннюю благодарность. Подобная опека ненавязчиво напоминала – она здесь не одна.

На следующий день после занятий девушкам позволили устроить в саду пикник. Институтки не скрывали радости по этому поводу. Они взяли с собой книги, ракетки и пару воланов, чтобы поиграть на свежем воздухе в бадминтон – модную в Англии игру, которая набирала популярность по всему свету. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

Погода испортилась к четырём часам. Маленькая тучка пришла со стороны Финского залива и умыла Петербург лёгким грибным дождём. Да и едва ли это можно было дождём назвать. Так, скромная морось, на смену которой обещало выглянуть жаркое июньское солнце. И всё же девушки предпочли прервать прогулку и возвратиться в институт. Они со смехом похватали вещи, в спешке свернули разложенные на траве одеяла и заторопились под крышу Смольного.

Лиза воспользовалась этой краткой передышкой. Она чуть отстала от одноклассниц, чтобы пару мгновений постоять под дождём.

Пока прочие девушки бежали прочь из сада, Бельская подняла к небу лицо и закрыла глаза, позволяя мелким, прохладным каплям охлаждать кожу.

Она вообразила, что этой недели попросту не было. Сейчас откроет глаза – и все три её подруги окажутся подле неё, живые и здоровые. Оленька будет лукаво улыбаться и называть их всех мушкетёрами из романа Александра Дюма, который она привезла из Франции, дабы они тайком могли читать его на французском по ночам, как их собственный маленький секрет, никому не доступный. Танюша, конечно, станет всех подгонять и твердить, что они обязательно промокнут и простудятся, если не поспешат уйти с дождя. А Натали зальётся смехом и начнёт шутить, что «Танечка – для всех нянечка». Вот только рядом нет даже Натальи. Не говоря уже о подругах, от которых в сердце осталась болезненная, зияющая дыра размером с весь Петербург.

Лиза нехотя разомкнула веки. Она осталась одна в саду. Все прочие девушки убежали. Наверное, оно и к лучшему.

Бельская хоть и была отличницей и главной кандидаткой на получение золотого шифра в будущем году, всё равно не любила возбуждать к себе излишний интерес. Любые события она обыкновенно наблюдала со стороны, предпочитая не встревать ни во что чересчур рьяно. Эту привычку она воспитала в себе с детства.

Случалось, что папенька пребывал в дурном настроении прямо с утра. Особенно если его покой нарушала незапланированная суета. В сердцах Фёдор Павлович мог накричать, а мог и отвесить звонкую оплеуху кому-нибудь из дворовых мужиков. Оттого слуги в доме Бельских вели себя тихо. Женщин отец пальцем не трогал, разумеется, но Лиза привыкла с малых лет не привлекать к себе лишнего внимания. Старалась учиться прилежно и радовать строгого родителя успехами. Не огорчать его ничем даже самую малость. Страшилась не оправдать ожиданий.

Оттого ей столь тяжело и давалось это повышенное внимание со стороны одноклассниц. Конечно, всеми силами девушки старались отвлечь её, но Лиза то и дело ловила на себе сочувствующие взгляды и слышала за спиной очередной печальный шёпот, вроде: «Бедняжка. Совершенно упала духом». От этого становилось бесконечно неуютно.

Поэтому из сада она уходила в гордом одиночестве, наслаждаясь минутами сладостного покоя. Занятий в этот день более не намечалось. Разве что можно было прийти на урок музыки к «голубым» институткам и послушать, как они играют на фортепиано в четыре руки. Или же отправиться в кружок рукоделия и повышивать. Но Лизе не хотелось ни того, ни другого. Поэтому она пошла сразу в свою комнату.

Её новая спальня находилась в жилом крыле на первом этаже со стороны Невы. Ближе всего располагались комнаты классных дам и учительниц почтенного возраста, которым тяжело было подниматься по лестницам.

Лизу такое соседство вполне устраивало. Смятенная душа искала тишины. Девушка представила себе, как сейчас зажжёт лампу и почитает книгу под шум дождя, дабы скоротать время до ужина. А ближе к вечеру, быть может, снова выйдет на прогулку.

Но она застыла на месте, едва переступила порог синей гостевой комнаты.

Окно за письменным столом, которое Лиза не открывала вовсе, оказалось распахнуто. Прохладный ветер с реки раздувал тюлевые занавески, скрывая за ними дверь в ванную комнату. Капли мороси летели с улицы прямо на письменный стол, где были раскиданы её тетради. Все ящики оказались выдвинуты. Гардероб раскрыт. Из него белым флагом свисали панталоны. На полу подле валялись чулки и прочая галантерея, которую Лиза по обыкновению хранила аккуратно сложенной в красивой шляпной коробке. Сама коробка лежала прямо у входа. Девушка едва не наступила на неё. Сдвинут оказался и матрас на кровати, словно под ним что-то искали.