Все её вещи пребывали в беспорядке. Кто-то копался в них в спешке, не потрудившись придать прежний вид. Только вот что искали, непонятно. Потому как шкатулка с деньгами стояла на прикроватном столике нетронутой. Самый ценный предмет оказался вовсе не интересен неизвестному вору.

Лиза медленно вошла внутрь. На ходу она прихватила кружевной зонтик от солнца, который висел на вешалке у двери. Она ступала на цыпочках, потому что боялась, что злоумышленник всё ещё внутри. Но оттуда не доносилось ни звука.

Девушка осторожно отвела в сторону штору. Она поудобнее перехватила зонтик. Шагнула к двери в ванную комнату и рывком распахнула её.

Внутри не было никого. На кафеле высыхала лужица воды, которую Лиза случайно расплескала утром во время умывания и позабыла вытереть.

Во рту немедленно пересохло от страха.

Кто-то проник в комнату и порылся в вещах, пока она была на прогулке, а затем ушёл. Возможно, сбежал через окно.

Лиза высунулась наружу, путаясь в раздувающейся, как парус на ветру, шторе. Но кусты под окном выглядели целыми.

Тогда она спешно захлопнула оконную раму и закрыла её на обе задвижки – верхнюю и нижнюю.

Сердце колотилось как сумасшедшее, пока Бельская лихорадочно пыталась сообразить, кто посмел перевернуть вверх дном её комнату, а главное, что могли искать?

Деньги оказались на месте в шкатулке. Там же лежали брошь и серьги. Других украшений она при себе не имела, поскольку излишне дорогие драгоценности смолянкам носить не дозволялось. Эти украшения Лиза надевала лишь по праздникам.

Не пропал и красивый флакон французских духов, подаренный отцом на минувшую Пасху. Он лежал среди чулок и вытряхнутого белья. Там же оказались зеркальце, расчёски, шпильки и пудреница.

Одежду на вешалках не тронули вовсе. Равно как и обувь под шкафом.

Лиза прошла к письменному столу. Начала перекладывать тетради. Даже в сундучок с рукоделием заглянула. Не нашла она лишь одной вещи – личного дневника в потёртой атласной обложке.

Девушка давно пришла к выводу, что дневник – развлечение для совсем уж юных барышень, в её возрасте глупо тратить время на подобные безделицы. Поэтому дневник был заброшен. В него Лиза порой записывала лишь важные даты и заметки о том, что никак нельзя забыть. Но, безусловно, он не стоил кражи. В нём не имелось ни важной информации, ни даже достаточного количества свободного места, а сливовая обложка истрепалась по краю и выглядела грязной. В том крылась одна из причин, почему Бельская свой дневник разлюбила – он стал выглядеть ужасно неопрятным. Даже позорным для приличной девушки.

Однако же этого хватало, чтобы утверждать о случившейся краже. Кроме того, в памяти всплыла ещё одна деталь, которая прежде показалась Лизе незначительной: примерно за две недели до отравления Ольга пожаловалась на то, что кто-то копался в её вещах. Вот только у неё ничего не пропало, поэтому девушки списали всё на розыгрыш «голубых» смолянок, которые порой были склонны к мелким пакостям старшим просто забавы ради. А до этого, в самом начале мая, и Татьяна ворчала, что все чулки её перекопаны, словно домовой завёлся и проказничает. Но тогда девушки этому значения не придали: в коробке с чулками Татьяна хранила ценности, но не пропало ничего. Танюша имела склонность к небрежности. Могла сама в спешке затолкать чулки в ящик без должной аккуратности, да и позабыть о том. Но теперь Бельская с ужасом осознала закономерность: обыск в вещах не случаен. Поэтому она едва ли не бегом бросилась на поиски своей наставницы.

Свиридова обнаружилась в учительской. Она пила чай с Ксенией Тимофеевной Веленской, более молодой надзирательницей класса «голубых» смолянок. Женщины сидели за небольшим круглым столиком у окна и что-то вполголоса обсуждали. Вроде бы даже тихонько смеялись, когда Лиза вошла внутрь после короткого стука.

Обе учительницы умолкли и повернулись к ней. Анна Степановна посмурнела, а вот Ксения Тимофеевна, напротив, выглядела заинтересованной внезапным визитом ученицы.

– Bonsoir [9] . Прошу меня простить, что помешала. – Лиза торопливо изобразила реверанс. Она говорила спешно и взволнованно: – Анна Степановна, вы не могли бы пойти со мной? Я хотела бы вам кое-что показать.

– Елизавета Фёдоровна, – взгляд Свиридовой остановился на зонтике, который Лиза продолжала нервно сжимать в руках. – Что с вами? На вас лица нет.

Девушка приблизилась. Остановилась на полпути возле одного из учительских столов, на котором кто-то проверял тетради, но так и не завершил работу. В чашке остыл чай, затянутый мутной плёнкой. А поверх письменных заданий лежала газета – прямое свидетельство того, что работавший здесь человек делал это неохотно и предпочитал отвлекаться.

– Анна Степановна, – Лиза стиснула зонтик, прижимая его к груди, словно последнюю защиту на всём белом свете.

– Да в чём дело, голубушка моя? – наставница поднялась. – Вам нездоровится? Или снова разволновались? Я могу дать вам капли…

– Кто-то рылся в моих вещах, – перебила её Лиза. – Прошу вас, пойдёмте со мной. Я вам покажу.

Классные дамы обменялись озадаченными взглядами.

– Рылся? – Свиридова переспросила так, словно бы в подобном можно ошибиться.

– Часть одежды вытряхнули из шкафа. Тетради на столе валяются в беспорядке. Все ящики открыты, – спешно перечислила Лиза.