Шрифт:
Черный волк отскочил в сторону, но лапы еще плохо держали его, и, потеряв равновесие, он упал, ударившись об опрокинутый стол. Темно-бурый щелкнул зубами, пытаясь поймать его переднюю лапу своими мощными челюстями, и это ему едва не удалось. Еще один волк, мех которого напоминал цветом красноватый янтарь, вскочил в комнату через окно и, оскалив клыки, бросился на черного.
Он знал, что гибель неминуема. Для них он был чужаком, и это была борьба за территорию. Он с таким ожесточением рявкнул на янтарного волка — молоденькую самочку, — что та отпрянула. Но бурого — крупного самца — было не так-то легко запугать; взмах когтями — и по боку черного волка потекла кровь. Защелкали клыки, острые словно ножи. Два волка сошлись в схватке, сталкиваясь грудь с грудью, пытаясь одолеть соперника с помощью грубой силы.
Он увидел свой шанс и вцепился зубами в ухо бурого волка. Тот взвизгнул, попятился, сделав ложный выпад в сторону, и тут же снова яростно перешел в наступление. Их тела столкнулись с такой силой, что у обоих перехватило дыхание. Они неистово сражались, и каждый старался добраться клыками до глотки соперника, наскакивая друг на друга и, словно в танце смерти, кружа по всей комнате.
Поросшее бурой шерстью мускулистое плечо задело за рану на голове, и боль снова ослепила его. Он издал высокий, дрожащий вопль и отступил в угол. Дыхание с шумом вырывалось у него из легких, из ноздрей текла кровь. Возбужденный схваткой бурый волк торжествовал победу, готовясь броситься вперед и прикончить наглеца.
Но внезапно раздавшееся гортанное рявканье заставило бурого волка остановиться.
Через дверь вошла желтая волчица. За ней шел серый одноглазый самец. Волчица бросилась вперед, преграждая бурому дорогу. Она лизнула его в кровоточащее ухо, а затем ударом плеча оттолкнула в сторону.
Черный волк ждал, его мускулы дрожали от напряжения. Боль в голове снова стала невыносимой. Он не собирался сдаваться без боя; услышав его гортанный рев, желтая волчица повела ушами, села и начала разглядывать чужака. Она глядела на него с уважением: черный волк во всеуслышание объявил о своем намерении выжить.
Волчица долго смотрела на него. Старый серый и бурый самцы вылизывали ее мех. В дом вошел небольшой светло-бурый волк, который принялся тут же нервно тявкать, пока наконец она не заставила его замолчать, ударив лапой по морде. Потом она гордо встала, взмахнув пушистым хвостом, подошла к трупу, из которого торчал нож, и начала рвать мясо.
Пять волков, думал он. Это число почему-то тревожило его. Это было темное число, и у него был запах огня. Пять. Воображение рисовало ему песчаное побережье и солдат, выходящих на сушу из морских волн. В небе у них над головами парила огромная ворона, неуклонно летевшая на запад. У вороны были стеклянные глаза, а на клюве виднелись загадочные каракули. Нет-нет, тут же поправил он сам себя. Это буквы. Там было что-то написано. Железный…
Сводящие с ума запахи крови и сырого мяса нарушили ход его мыслей. Волки принялись за еду. Волчица с желтым мехом подняла голову и заворчала, давая понять, что еды хватит на всех.
Он ел вместе с ними, отрешившись от странных мыслей. Но когда бурый волк и красновато-янтарная волчица принялись терзать огромный труп рыжеволосой человеческой самки на полу, ему вдруг стало не по себе, и он вышел из дома, не в силах смотреть на это.
Наступила ясная ночь, на небе зажглись звезды. И тогда, насытившись, волки затянули свою песню. Он тоже пел вместе с ними — сначала нерешительно, потому что не знал их мелодии, а потом и во весь голос, который влился в песнь его новой стаи. Теперь он был одним из них, хотя бурый волк время от времени все еще рычал на него и презрительно фыркал.
Наступил и прошел еще один день. Время казалось теперь чем-то чужеродным. Здесь, в Вольфтауне, оно было лишено смысла. Он дал другим имена: Гольда — золотисто-желтый вожак стаи, она была старше, чем показалось ему вначале; Крысолов — темно-бурый волк, с большим наслаждением гонявшийся за грызунами в заброшенных домах; Одноглазый — замечательный певец; Крикун — единственный волчонок из последнего помета и как будто немного не в себе и Янтарик — мечтательная волчица, которая могла часами сидеть на вершине скалы и глядеть вниз. А потом в их стае появилось пополнение: четыре волчонка Янтарика и Крысолова.
В одну из ночей пошел снег. Янтарик танцевала под кружащимися в воздухе хлопьями и старалась поймать пастью снежинки, а Крысолов и Крикун бегали вокруг нее. Снежные хлопья таяли, едва коснувшись земли, — верный признак того, что лето не за горами.
На следующее утро он сидел на вершине каменистого склона среди валунов, и Гольда была вместе с ним. Она вылизывала ему засохшую кровь из раны на голове. Это был тоже своего рода язык; она давала ему понять, что будет рада его мужскому вниманию. В нем пробудилось желание: у нее был такой роскошный, пушистый хвост. Но когда он поднялся с земли, чтобы доставить ей наслаждение, слуха его достигло монотонное жужжание моторов.
Он посмотрел вверх. В небо поднималась огромная ворона. Нет, понял он, это не ворона. У ворон не бывает моторов. Это был самолет с огромными крыльями. Самолет взлетал в серебристое утреннее небо, и от одного взгляда шерсть у него на спине встала дыбом. Это было ужасное зрелище, и, когда самолет взял курс на юг, он глухо зарычал. Железную птицу нужно остановить. В своем брюхе она несет груз смерти. Он посмотрел на Гольду и увидел, что она ничего не понимает. Почему она не может этого понять? Почему это известно ему одному? Он бросился вниз по склону, устремляясь в сторону гавани. Там он забрался на дамбу и, застонав, остался стоять, глядя вслед исчезающему вдали самолету, пока тот совсем не скрылся из виду.