Позади себя он слышал протяжный, дрожащий вой. Голос Гольды. Он не оглянулся.

Он был человеком и шел навстречу своей судьбе.

Они, разумеется, засыпали лаз, который он проделал под забором вокруг завода, но одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что приложенных усилий было явно недостаточно, и лопаты кидали землю с откровенной неохотой. Всего несколько минут ушло на то, чтобы выгрести рыхлую землю, и он нырнул в образовавшуюся дыру. Глухо стучало огромное сердце завода, над металлическими переходами вдоль стен горели фонари. Он пошел по аллее, направляясь в сторону аэродрома, к зданию гауптвахты. Из-за угла вышел солдат и направился к нему.

— Эй! Есть закурить? — спросил он.

— Конечно. — Подпуская его поближе, Майкл засунул руку в карман за сигаретами, которых там не было. — А который час?

Немец взглянул на часы.

— Двенадцать сорок две. — Он поднял глаза на Майкла и нахмурился. — Тебе надо побриться. Если капитан увидит тебя в таком виде, он тебе врежет по… — Тут он заметил кровь и дыры от пуль на мундире. Майкл увидел, как его глаза расширились.

Он ударил немца прикладом в живот, проломил ему череп и отволок тело с дороги — туда, где стояли пустые железные бочки из-под химикатов. Он запихнул солдата в одну из бочек, закрыл крышку и пошел по аллее, на этот раз почти бегом. Сорок две минуты пополуночи, вертелось у него в голове. Но какое число?

Вход в здание гауптвахты не охранялся. Стол дежурного стоял в коридоре у самого входа, и за ним, закинув вверх ноги в сапогах, дремал солдат. Майкл ударом ноги выбил из-под него стул, схватил часового за шиворот и изо всех сил ударил о каменную стену. Майкл снял со стены над столом висевшую на гвозде связку ключей и отправился по коридору, в который выходили двери камер. Он хмуро усмехнулся: раскатистый храп русского бородача разносился по всему коридору.

Пока Майкл пытался подобрать ключ к замку, он услышал, как за спиной у него кто-то изумленно ахнул. Взглянув на дверь камеры по другую сторону коридора, он увидел за прутьями решетки осунувшееся лицо Чесны. В ее глазах стояли слезы, она хотела что-то сказать, но язык ее не слушался. Наконец чувства вырвались наружу:

— Где, черт возьми, ты был?

— Отлеживался, — сказал он и подошел к ее двери.

Он быстро нашел нужный ключ. Как только дверь камеры распахнулась, Чесна была у него в объятиях. Он чувствовал, как она дрожит; она похудела, одежда ее была нечистой, но по крайней мере ее не били. Она всхлипнула и тут же взяла себя в руки.

— Все хорошо, — тихо сказал он, целуя ее в губы. — Сейчас мы уйдем отсюда.

— Сначала ты вытащи меня! Ну ты даешь, козел! — крикнул ему Лазарь из своей камеры. — Черт, а мы-то уж думали, что ты того!

Его начавшая обрастать голова напоминала воронье гнездо, а в глазах горело безумие. Чесна взяла автомат и следила за коридором, пока Майкл подобрал ключ и освободил Лазаря.

Довольный русский возник на пороге своей камеры, и пахло от него далеко не розами.

— Боже ты мой! — сказал он. — Мы даже не знали, удалось ли тебе уйти! Мы думали, что тебя убили!

— Они были как никогда близки к цели! — Майкл посмотрел на часы. Около часа ночи. — А какое сегодня число?

— Кабы знать! — ответил Лазарь.

— Мы опоздали, Майкл, — сказала Чесна. — Тебя не было пятнадцать дней.

Он продолжал смотреть на нее ничего не понимающим взглядом.

— Сегодня шестое июня, — продолжала она. — Слишком поздно.

Слишком поздно. У слов, оказывается, тоже есть зубы.

— Вчера был день начала операции, — сказала Чесна. У нее кружилась голова, и она цеплялась за него. Переживания последних двадцати четырех часов измотали ее. — Теперь все уже кончено.

— Нет! — замотал головой Майкл, отказываясь верить в это. — Ты ошибаешься! Не может быть, чтобы меня так долго… не было!

— Я не ошибаюсь. — Она взяла его за руку и взглянула на циферблат часов. — Шестое июня наступило один час и две минуты назад.

— Необходимо разузнать обстановку. Здесь где-то должен быть радиоузел.

— Есть, — сказал Лазарь. — В доме позади топливных цистерн.

Он рассказал Майклу, что вместе с подневольными рабочими его заставили чистить выгребную яму рядом с солдатскими казармами, вот почему от его одежды исходила невыносимая вонь. И вот там-то, стоя по пояс в дерьме и разговаривая с рабочими, он кое-что разузнал о заводе. Хильдебранд жил в своей лаборатории, расположенной в самом сердце завода, у трубы. Огромные цистерны были залиты маслом, которым помещения отапливались долгими зимними месяцами. Рабочие жили в бараках неподалеку от солдатских казарм. И Лазарь сказал, что на случай атаки партизан на заводе имелся и склад оружия, но вот только где он, ему выяснить не удалось.

— Это на тебя налезет? — спросил Майкл, когда они проходили мимо стола, у которого на полу валялось распростертое тело часового.

Лазарь сказал, что он попытается. Чесна открыла стол и нашла «люгер» и патроны к нему. Лазарь переоделся в нацистскую форму. Рубашка трещала в плечах, а брюки, напротив, норовили сползти. Ему пришлось застегнуть ремень на последнюю дырочку. Зато фуражка пришлась впору. Сапоги на Лазаре остались прежними, те самые, что он получил, когда они покидали Германию, но теперь их покрывала корка засохших нечистот.