— Разжигать я ее не собираюсь, — улыбнулся я. — Уверяю вас, мама, Европа с этим справится и без нас. Мы будем просто кропотливо готовиться. Безусловно, Вильгельм не будет плясать от радости, если мы отвоюем проливы, но комплекс противоречий в Европе настолько велик, что быстро сплотиться против нас они не смогут — ведь к моменту, когда мы начнем освобождать Царьград с проливами, на Западном фронте уже успеет пролиться много бессмысленной крови. Эта кровь станет залогом — невозможно объяснить народам, почему это после полгода-года мясорубки и вызванного ею ожесточения, нужно побрататься и идти воевать за интересы осман. Но этот сценарий возможен лишь в случае, если нам не придется воевать с Германией — граница слишком велика, и позволить себе войну на два фронта, в отличие от немцев, мы не можем. Протянем руку Вильгельму — и он охотно встанет на нашу сторону, потому что выгоды от такого сотрудничества перевешивают другие конфигурации. Верно это и для нас — пока французы с англичанами будут пытаться бить немцев на западе, нам придется в одиночку бороться с Германией, австрияками и османами. Огромные флоты к моменту начала войны будут у всех, и морские коммуникации таким образом будут парализованы. Чем поможет нам ваша любимая Франция? Денежным переводом? Снаряды да пушки будут нужны им самим.

Помассировав пальцами виски, Императрица поднялась с дивана, заявила:

— Георгий, ты совершенно невыносим!

И пошла к выходу.

— Можно сколько угодно уходить от проблемы, но проблема от этого не уйдет, — пожал я плечами ей в след.

Так-то полезный паттерн: начинаешь грузить матушку Большой войной, и она сразу же убегает. Запомню.

Следующим визитером оказалась очень пожилая дама в черном платье с белым воротничком и с прикрывшей седые волосы шляпкой.

— Елизавета Николаевна Ахматова!

Не родственница Анны Андреевны, но литературными талантами наделена изрядными. Приложившись к ручке нервничающей и взволнованной, как и положено визави маленького ранга, даме, я пригласил ее присесть:

— Очень рад личному знакомству с вами, Елизавета Николаевна. Прежде всего хотел бы поблагодарить вас за прекрасные переводы заграничных шедевров.

— Благодарю вас, Ваше Императорское Высочество, — поклонилась Ахматова.

— Георгий Александрович, — с улыбкой поправил я. — Во время путешествия по России, я заметил, что на всей ее протяженности среди образованных людей пользуются большой популярностью как ваше «Собрание иностранных романов», так и лично ваши произведения детско-юношеской направленности.

— Премного благодарна за высокую оценку моих скромных трудов, Георгий Александрович, — с благодарной улыбкой поклонилась Елизавета Николаевна.

— В одной из сибирских библиотек мне довелось увидеть номер вашего журнала «Дело и отдых». Ознакомившись с содержимым, я огорчился — журнал был замечательным, и его закрытие два с половиною десятилетия назад я считаю неправильным.

— Боюсь, журнал не пользовался успехом у читателей, Георгий Александрович, — вздохнула Ахматова. — Полагаю, так будет и в случае его возрождения.

— Отчего же? — улыбнулся я. — С тех пор выросло целое поколение, еще одно — народилось и взрослеет. Расширились сети школ и разного рода училищ, увеличилось количество грамотных людей — в том числе юношества, которое испытывает недостаток интересного для них печатного слова. Безусловно, тратить на журнал деньги могут себе позволить не все, однако я планирую плотно заняться народным просвещением. Предлагаю вам возродить «Дело и отдых» в новом качестве — журнал будет толстым, издаваться одним номером раз в три месяца. Тираж — 10 тысяч экземпляров, и большую его часть выкупит Империя для помещения в библиотеки, школы и гимназии.

Округлив глаза на чудовищного по этим временам размера тираж, Екатерина Николаевна призналась:

— О подобном предложении я и мечтать не смела, Георгий Александрович, но должна признаться — я давно не занималась издательской деятельностью и боюсь не оправдать ваших надежд.

— Валить всю работу на ваши хрупкие плечи мы не станем, — кивнул я. — Но лучшего главного редактора для «Дела и отдыха», на мой взгляд, не найти. Вся техническая и финансовая работа будет поручена моему доверенному лицу. Вам останется отбор произведений и поиск талантливых авторов. Прошу вас, Елизавета Николаевна — не отказывайтесь сразу. Времени до обустройства типографии потребного размера еще много. Мое уважение к вашим талантам велико, и я прошу вас принять мою благодарность за прекрасные произведения, — вынув из центрального ящика стола несколько листочков с моей подписью, я протянул его собеседнице. — Хороший, уютный домик в Крыму вами заслужен в полной мере. Прошу вас — езжайте, отдохните у моря, наберитесь сил и подумайте о должности главного редактора. Ежели откажетесь, прошу вас подобрать достойную замену.

— А… — замялась она.

Вложив листочки в ее руку, я улыбнулся:

— До свидания, Елизавета Николаевна.

— Премного благодарна, Георгий Александрович, — поклонилась она. — До свидания.

Как же много таланливых людей в Империи! Как же хорошо, что мне не приходится собирать трещащую по швам страну в кучку и проводить в ней индустриализацию, от безысходности выжимая из народа кровавый пот. Я всегда с недоумением смотрел на любителей рассказывать про ужасы ГУЛАГа, «теневую экономику» и страшные репрессии — а какой выбор был? Сдаться на милость Гитлера и «пить Баварское»? А не получилось бы — вон, прямым текстом в «Майн Кампфе» и других столпах нацистской идеологии написано, что славян надо загеноцидить, а выжившую часть превратить в рабов. Ну не кретины ли? То же самое верно и для более ранних войн — превращать Россию во Францию Наполеону нафиг не надо было: обложил бы контрибуциями, заставил подписать договора, по которым русские солдаты воевали бы за интересы французов, и были бы полноценной французской колонией. Нет у Родины опции «просто проиграть и дать белому человеку навести порядок». Есть только один путь — набирать мощь и танцевать от национальных интересов, и этого, увы, ненавидящие собственную страну кретины понять неспособны.

За Елизаветой Николаевной последовала встреча с Огнеславом Степановичем Костовичем — изобретатель и конструктор был одет в парадный капитанский мундир образца русско-турецкой войны 77–78 годов и тоже любил бороду «клинышками». После стандартного обмена любезностями и принесения мне соболезнований, я усадил ценнейшего гостя и начал разговор с вручения взятого с полки левого шкафа подарка в виде конечно же папки:

— Департамент торговли и мануфактур порой совершает прискорбные ошибки. Привилегию на ваш «усовершенствованный двигатель, действующий бензином, керосином, нефтяным, светильным и другими газами и взрывчатыми веществами» следовало выдать в кратчайшие сроки, а не через два года.