– Мерси за сигнал! – прервал, наконец, бесконечное брюзжание Никанорыча его величество Кшыштав. – Насчёт таможни – это да, это мы изучим, разберёмся, примем меры в части касающейся… А вас, - король прижал сцепленные пальцы к груди и скорбно поник длинными усами, - вас, почтенный Порфирий Никанорыч, прошу пожаловать на поминальный обед в первую среду от святого Андрия. Полагаю, вы наслышаны о нашей беде…

– Э… - смутился купец. – С величайшими и глубочайшими сожалениями припадаю к ногам вашего величества и несчастной вдовы благороднейшего принца. Какая ужасная потеря! Кабы мне знать! – воскликнул он и принялся интенсивно тереть сухие глаза. – Разве бы я позволил! Разве отпустил одних-то! Но откель, откель было знать мне, грешному, что гостевание у императора Сяньского окажется опаснее вояжа в неведомые Египетские земли? А оно вона как вышло… Как пережить? Как пережить мне свою ошибку? Век себя казнить стану, ваше величество, за подлую непредусмотрительность! И замаливать грех легкомыслия…

– Ну будя, будя… - вздохнул король. – Ничего уж не воротишь, как ни молись… Видал вдовицу печальную? – кивнул он на свою невестку. – Вот она, дочь моя названная… Боль моя ныне и забота. Извелась вся, с лица спала, а доктора только руками разводят, опасаются как бы не померла от чёрной тоски. Ох… - грустно покачал головой и понурился челом.
– Наследника не уберёг, так хоть жену его разлюбезную спасти надобно. Постараться… Не поможешь, Порфирий Никанорыч?

Купец от неожиданности ажно прихрюкнул и вытер вспотевшие вдруг ладони о крытую парчой волчью шубу.

– Я? То есть… Как же ж оно… это…

– Ты вот сам посуди, - доверительно склонился вперёд Кшыштав, уперевшись ладонями в колени, - баба молодая, самый сок, только-только радости супружеской жизни познавшая – и тут бац! Чёрное, безотрадное вдовство… Ужасная несправедливость!

– Ну этто оно… конешно… как бы…

– Альфред мой, - сдержанный судорожный всхлип, ладонь козырьком над глазами, дабы прикрыть непозволительную рыцарю и королю слабость, - Альфред был парнем хоть куда, мало кто с ним может в наше время сравниться… Такого мужа потерять – лучше уж не сыскать, любая замена скудной покажется, но… Дело молодое, бабье: слёз сколько-нить прольётся, с ними вся печаль и выльется, вновь замуж захочется. Это мне, старому безутешному отцу, с болью и горем гореванным ныне дневать и ночевать до скончания века… - заведённые к потолку глаза в попытке не дать пролиться непролитым слезам. – А бедную Габриэллу на что неволить во вдовстве? Мыслю, - Кшыштав с нажимом провёл ладонью по чёрному чепцу на склонённой голове, - позволить ей утешиться в новом браке с человеком достойным во всех отношениях. Не обязательно с длинной родословной и благородными предками… Она сама, чего уж скрывать, тоже далеко не королевских кровей – сыну любезному не посмел в счастье отказать, согласился на брак неравный…

– Так а я же?.. Чем же, ваше величество?..- Никанорыч в растерянности лупал глазами, переводя их с принцессы на короля, с короля на канцлера, и обратно.

– А? Ах да… Единственно советом, драгоценнейший Порфирий Никанорыч! Подскажите-ка: не найдётся ли у вашего, скажем, вышеградского князя достойного боярина или даже… пусть не боярина, хоть бы и рыцаря… пусть и безземельного, но порядочного и достойного, согласного принять в дом нашу Габрусю в качестве супруги? Приданого за ней не обещаю. Думаю, сама женитьба на женщине из Колбасковского королевского дома уже достаточная награда для любого!

– Отчего ж не найдётся, - выдохнул с облегчением купец. – Найдётся, коли поискать. Ради добрососедских отношений-то… Можете на меня положиться, ваше величество! Как только доберусь по санному пути до Вышеграда, первым делом отправлюсь к князю, разузнаю о сём вопросе…

Кшыштав, не дослушав, сморщил нос и нервно потёр коленку:

– Как доберёшься… Долгонько ждать-то…

– Так, - удивился купец, - всё одно траур. Раньше года-то и невместно…

– Ах, это всё пустое! – отмахнулся с нетерпением король. – При чём тут траур, когда человек гибнет? Коли речь о спасении жизни идёт? Уверен, что ради такого милосердная наша церковь всегда сделает исключение, - он покосился на ларец с барышом. – Может, переговоры с князем как-то ускорить возможно? Списаться? Я гонца дам… А?

Никанорыч, вконец растерявшись от подобного натиска и нежданных идей, открыл-закрыл по-рыбьи рот, почесал маковку, пытаясь сообразить…

Но соображать не понадобилось. За него уже сообразили. Медведь шагнул вперёд, заметно волнуясь, и поклонился королю низко, до земли, по вышеградскому обычаю.

– Не вели казнить, ваше величество, вели слово молвить!

– Хм… - величество прищурилось. – Ну молви, молви, коли не шутишь…

– Я есть рыцарь князя вышеградского. Не из последних. За сие Порфирий Никанорыч поручиться может…

Порфирий Никанорыч неопределённо мыкнул.

– Намерения вашего величества отозвались в сердце моём, - продолжал Медведь к ужасу Киры. – Посему молю вас смиренно принять во внимание мечту мою видеть принцессу Габриэллу своей супругой…

В зале повисла гнетущая тишина. Киру замутило. Она качнулась и, чтобы не упасть, схватилась за рукав Никанорычевой шубы.

Страж стоял с поникшей головой, ожидая решения судьбы своей.

– Коли позволил себе чего лишнего, так прошу не гневаться, ваше величество, - добавил он на всякий случай. – Никогда бы не отважился на сватовство сие, кабы не ваши давешние слова…

Но король и не думал гневаться. Он думал о том, как быстро и удачно удалось порешать тяготившее его дельце. Предстоит ещё, правда, договориться с епископом… Но здесь он теперь тоже не видел особых препятствий.

– Что ж, - Кшыштав энергично потёр руки и поднялся с трона, намереваясь спуститься вниз, дабы собственной королевской милостью соединить руки помолвленных, но…

Тут неожиданно вскинула голову Пепелюшка. Она обвела присутствующих таким взглядом, словно очнулась от забытья.