Этот коварный замысел немедленно вернул девушке благостное расположение духа. Подхватив на руки белого пуделя, она чмокнула его в чёрный нос и слегка перегнулась на перила рядом с сестрой:

– Ты знаешь, душечка, совершенно правильная и своевременная мысль! И как же мы … м-м-м… это назовём?

Сёстры брезгливо оглядели новую коровницу с ног до головы: её грубо выструганные, массивные сабо с налипшим на них навозом, суконную коричневую юбку с истрёпанным подолом, грязный мятый фартук, покрасневшие руки с лопинами мозолей на ладонях, побуревший от старости, замызганный чепец на немытых волосах, чрезмерно загорелое лицо и облупившийся нос…

Коровница в ответ глядела на них хмуро, насупившись.

– Наша Пепелюшка-зачушка по сравнению с этой, - хихикнула Катажина, - просто принцесса английская…

Стася сморщила носик:

– Да уж… Страшилище, как все простолюдинки… Посмотри, мон ами, что за юбка? Неужто нельзя привести в порядок? Неряха… А эти ужасные волосы и… облезлый нос?..

– А как от неё коровником разит! – старшая из девиц Збжевских спрятала нос в холке пуделя. – Пресвятая дева… - она демонстративно закашлялась. – Пусть будет Вонючка.

– Боже, сестрица, ну что за моветон! – не согласилась Стася. – Как мы станем именовать её при посторонних? Ты, что ж, в хорошем обществе рискнёшь произнести это неизящное слово? Давай, чтоб комильфо. По-французски, что ли…

– Ммммм… Салё*? По-иностранному как-то уж слишком изящно для этой грязнули выходит…

– А по-моему – прекрасно! Для дворовых, прислуги будет она Вонючкой. А между нами и при Своржецких, скажем, Салё! Ну как?

– Эй, Вонючка! – любезно обратилась к немой Катаржина. – Нравится тебе твоё французское имя? Отродясь, должно быть, ты более благозвучно не прозывалась. На деле какая-нибудь затрапезная Грася или Войцеха…

– Да не всё ли ей равно? – хмыкнула младшая и ловко попала в коровницу вишенкой с пирожного. – Она ж всё равно глухонемая… Хоть горшком назови…

Пепелюшка, посиживавшая на ступеньках всё это время и тщательно оттиравшая фартуком башмак, пострадавший от клубничного замеса, осталась, наконец, довольна результатом: фартук, правда, был теперь грязен, зато башмак – чист. И левая нога, принявшая витаминную ванну, тоже чиста. Гораздо более, кстати, чем правая. Пепелюшка обулась и довольно притопнула, как на примерке.

– Я разве не говорила?
– удивилась она, задрав голову к белоснежному раю небожителей, и невинно хлопая ресницами.
– Она ж не глухая. Слышит-то всё. Говорить только не может. Зато грамотна – вот! Как благородная пани… Имя своё пану Зевчаку на бумажке написала. А ещё…

– Фу, Пепелюшка! – обиделась старшая сестра. – Какая же ты гадкая! Почему сразу не сказала?

– Так я…

– Боже, Катажина! Ну что такого, в самом деле? Сказала бы она раньше – и что? – Стася забрала у сестры пуделя, посадила на широкие перила и почесала ему за кудрявыми ушами.

– Просто обидно, понимаешь? Мы тут стараемся, из кожи вон лезем, душу христианскую пытаемся окрестить! А, выходит, зря всё – имя-то у неё есть! И никто теперь по-нашему именовать её уже не будет…

– Вот ещё! Конечно же будет! Или, может быть, скажешь, у Пепелюшки имени другого раньше не было? Просто имя – что имя? – вещь безликая. А прозванье, что мы придумываем – не в бровь, а в глаз! Потому и цепляется.

– И всё же, - Катажина склонилась к сестре. – Давай смягчим немного? Пусть хотя бы не Салё… а… Фюме*, скажем… Или всё же Салё?.. Или Фюме?..

Стася равнодушно пожала плечами – забава ей уже наскучила:

– Ах, Катажина, как угодно! Разве это имеет значение?..

Внимание сестры-заводилы полностью переключилось на Зосю, корчившую ей из-за куста сирени недвусмысленные рожи. Горничная делала руками нелепые, корявые знаки, призванные обозначить таинственность исполняемой ею миссии, и уже без всякой таинственности помахивала в воздухе розовым надушенным конвертом.

– Пойду прогуляюсь, - доложила Стася и сбежала по ступенькам в сад, тщательно огибая чумазую парочку.

Катажина хихикнула вослед сестра, поскольку явление Зоси не осталось ею незамеченным. А насчёт прислуги распорядилась:

– Ладно уже, ступайте! Забирай, Пепелюшка, подружку свою в её коровник, нечего здесь ошиваться… Да прибрать за собой не забудь, недоразумение ходячее!

Пепелюшка бодро вскочила и ухватила коровницу за руку:

– Пойдём же, Вонючка! – воскликнула она весело и потянула её за собой. – Мы и вправду задержались. Пан Зевчак заругает! Он такой забавный, когда сердится…