Шрифт:
Но дурака уже и след простыл. Только стукнула тихонько притворённая дверь.
Уже свыкшимися с темнотой глазами девушка различила силуэты двух старших братьев: они тоже сели в своём соломенном ложе, напряжённо прислушиваясь.
– Принесёт он сейчас нам неприятности на хвосте, - пообещал Ганс.
– Или чего-нибудь пожрать, - предположил более оптимистично настроенный Фриц.
Но Спальчик не принёс ни того, ни другого. Он принёс третье.
Вернувшись минут через пять, он торопливо проскользнул в дверь, упал на четвереньки и споро пополз к той стене, под которой устроилась на ночлег фройлян коровница – единственный взрослый человек в их компании. В темноте он наступил на неё коленом, Кира зашипела и махнула рукой с целью подзатыльника, но цели не достигла – Спальчик резво склонился к её лицу и жарко, возбуждённо дыша, проговорил, захлёбываясь словами:
– Надо быстро сматываться отсюда!
– Что? – выдохнул Ганс.
– Что слышал!
– И как? Из этой нашей кладовки к выходу можно попасть только через большую комнату, где они все толкутся!.. Или там сейчас нет никого?
– Есть! Хозяин и хозяйка… Сидят, шепчутся. И я слышал о чём!
– Спальчик, - Кира почувствовала, как у неё в животе противно засвербела тревога, - что случилось?
– Сам святой Михаил отправил меня в этот час на поиски колбасы – вот что случилось! – дрожащим шёпотом выдал осенённый благодатью промышлятель провианта.
– Ну? – нетерпеливо пихнул его старший брат. – Что ты узнал?
– То, что колбасы у них и вправду нет. Но скоро будет! – он сглотнул.
– Из нас. Это семейка людоедов!
Фриц тихонько вскрикнул и тут же зажал себе рот рукой.
– Они выжидают, пока мы все заснём, чтоб перерезать! Как овец – без лишнего шума и пыли…
– О боже…
На Киру обрушился внезапный ужас – новое, непривычное для неё ощущение; ощущение суперадреналиновое - за которым её современники ходят в кино на кровавые триллеры и тянущие жилы саспенсы. Под хруст попкорна и завывание стереозвука люди получают за свои деньги небольшую порцию безопасного пугания и, довольные, возвращаются к своей повседневной пресной суете. А вот Кире подфартило больше: леденящий душу страх ей пришлось испытывать не в кресле наблюдателя в уютном зале кинотеатра, а внутри самого киношного кошмара, вдруг ставшего почему-то явью.
Как всякое испытываемое вновь переживание, ужас почти оглушил её, обездвижил…
– Эй! – тормошили её испуганные мальчишки. – Что делать? Что будем делать?
– Что делать… - повторяла она примороженными губами.
Отчаявшись, недорослик плюхнулся на зад и обхватил голову руками:
– Дурацкая, - проныл он, - глупая, дурацкая коровница!
Посреди всеобщей растерянности самым стрессоустойчивым оказался Ганс. Он с усилием потёр лоб кулаком…
– Вы заметили, - выговорил он неуверенно, соображая на ходу, - что когда хозяин разводил нас и своих дочерей на ночлег, то спальня девочек оказалась напротив нашей?
Никто ему не ответил. Чем подобная информация может им сейчас помочь?
– Я… это… случайно заглянул туда… Там, короче, есть окно.
Слушатели напряглись, пытаясь додумать рождающийся план побега. Никому и в голову не пришло подколоть Ганса насчёт повышенного интереса к наличию окон в девчачьей спальне – если выберутся отсюда живыми, тогда уж понасмешничают вволю! А пока…
– Ты намекаешь, - подхватил Спальчик, - что нам нужно тихо прошмыгнуть в комнату напротив и…
– И эти девки поднимут такой визг, что не только папенька-людоед, все лесные оборотни сбегутся, - покачал головой Фриц.
– Ну уж! – подскочил на четвереньки недорослик, вновь обретая деловитость. – Предоставьте это мне! – он быстро шурша соломой, как заправский Маугли, добежал на карачках до двери, поднялся… приоткрыл… выглянул…
В торце маленького коридорчика светился рыжим, тревожным светом огонь очага сквозь линялую замызганную занавеску на дверном проёме: там выход на вожделенную волю сторожили гостеприимные хозяева. Спальчик вздохнул, отвёл взгляд от завораживающего света и уставился на дверь напротив. Скользнул к ней неслышно, надавил плечом… Ещё раз… Дверь не подавалась.
Он сунул голову обратно в кладовку:
– Ганс! Иди скорей!
Брат поспешил на зов. Пошептавшись, они снова подошли к запертой двери. Ганс тихонько поскрёбся… Как ни странно, но ему тут же ответил, будто дожидался, тихий голос:
– Кто здесь?
– Агнес, - прошептал он. – Это я, Ганс.
Молчание.
– Хотел увидеть тебя… Ты… короче: ты умеешь целоваться, как взрослая?
После недолгой паузы, показавшейся пленникам вечностью, тихонько щёлкнула задвижка. Дверь приоткрылась, пустив в коридор полоску лунного света…
– А ты? – спросили из-за двери юного ловеласа.
Но ответить тот не успел – его оттеснил проворный младшенький:
– Агнес, - сказал он и приложил палец к губам, - твой отец почему-то велел нам поменяться комнатами. Я щас до ветру ходил – он сидит за столом мрачный такой, топориком поигрывает… Грит: поди к девчёнкам, пусть они вам, как гостям, комнату свою уступят, а то в той кладовке, куда вас старуха моя определила, такие потёмки – мне, грит, ни черта не видать!.. Не знаешь, кстати, чего ему должно быть видно в нашей кладовке?