— Атари, — ладонь крепко сжимающая рукоять дрожала. Осталась одна пуля. Может две. Сейчас я бы мог промахнуться даже в упор, — я… Не могу этого сделать. Можешь сделать ты?

— Не могу, парень. Это твой рок. Твоя судьба и тебе решать. — золотая перчатки легли мне на плечи, — Долг короля каждый день принимать непростые решения в непростые времена. Взваливать на себя тяжкое бремя. Как бы ни было трудно, помни — ты делаешь это не ради себя. А ради тех, кто тебе дорог. Ради твоего народа.

Какого народа? Я не король. Я обычный пацан. Виконт, который сидел в долгах и не имел ни малейших перспектив в жизни. А сейчас… сейчас все слишком круто изменилось.

— Прими верное решение, Артём, — голос Атари звучал твёрдо и умиротворяюще. Я чувствовал тепло его золотой ауры.

Граф криво улыбнулся, словно принимая свою участь с благодарностью.

С трудом проглотив сухой корм, я зажмурил глаза. Ощущая жар слез на щеках.

Дыхание участилось. Я закусил губу, пробуя на языке вкус соленого железа.

— Прости…

Спусковой крючок поддался занемевшему пальцу.

Холодный металлический щелчок.

Хлопок выстрела.

Протяжное эхо.

Сдавленный хрип.

Струйка крови льющаяся на пол.

Своей рукой я даровал покой. Имел ли я на это право? Не знаю. Я… мне надо это обдумать.

Я положил фотографию маленькой Юли рядом с отцом. Покойтесь с миром. Надеюсь, вы встретитесь на том свете.

***

Я вернулся прежним путем вниз. Нужно убедиться, что мои товарищи живы. И что тварь точно сдохла.

Ну плешивый кусок дерьма не двигается, хоть и черепушка почти срослась обратно. А рядом парили в воздухе артефакты. Просто серебряные сферы размером с кулак. Никогда не знаешь, что окажется внутри, пока не вытащишь на поверхность.

— Вы справились, — закашлялся Петр, прижимая раненой рукой распоротый живот, — а вот мы подкачали.

— Рано сдаваться, щас быстро поставим на ноги, да же?

Взгляд скользнул по ранам. Страшные, смертельно опасные. А склянка с зельем регенерации разбита. Даже бронестекло не спасло ее от урона.

— Эх… сейчас бы… сигаретку. — он закатил глаза и отключился.

Зараза. Ваня лежал рядом без сознания, под головой образовалась лужа крови.

— Ты можешь им помочь? — обратился я к Атари, — Вылечить как и меня?

— Прости, парень. Сердце Нимуэ оберегает лишь тебя.

— Проклятье, — я схватился за голову, а потом спрятал поникшее лицо в ладонях, — почему я такой бесполезный…

Ничего не могу поделать, когда это действительно нужно! Какой толк от этой чертовой некромантии, если она не может уберечь от смерти?! Арканы не могут взаимодействовать с плотью. Вся моя магия попросту мусорная.

Я слаб. Что я могу? Могу… могу создавать! Если я сделал камень, могу создать и бинт. Марлевую повязку. и эти, жгуты!

Точно. Так, нужно сосредоточиться. Воплотить все в жизнь. Ну же, магия Бездны, не подведи.

У меня в руках возникла марля. Не бог весть какая, но уже что-то. Затем жгут. Хоть как-то остановим кровотечение. Но этого мало. Лишь небольшая отсрочка.

— Атари, ты говорил, я могу забирать энергию. А это работает в обе стороны?

— Да, — задумался рыцарь, — Неплохая мысль, парень. Это их конечно не исцелит, но придаст сил бороться за жизнь.

— Отлично! — воодушевился я, — Что нужно делать?

— Потребуй у Бездны вести за собой твою собственную жизнь. Заставь нити коснуться кожи Петра, вонзи их, не стесняйся, боли он не почувствует. А затем действуй. Твоя кровь словно будет уходить в него. Он будет пиявкой, а ты жертвой.

— Виконт… почему вы здесь? — слипшимися от крови губами, произнес Петр, приходя в себя, — почему вы нас не оставили?

— Хы-хы. Разве ж я могу бросить своих кентов?

— Слишком много раз сегодня вы нас спасаете. Нам век не расплатится.

— Ну, я могу предоставить беспроцентный кредит. Как первому клиенту банка Князева.

Я сел между ним и Ваней, положив на добродушного наемника вторую руку. Я усилил поток. Чувствуя, как тошнота подбирается к горлу, как кружится голова, словно от очень интенсивной тренировки.

Я отдавал собственную жизнь и менял повязки на ранах, пока не оклемался второй наемник.

— Выглядите говенненько, вашбродь, — усмехнулся Ваня, его лицо было покрытой засохшей коркой крови, и только светлые голубые глаза резко контрастировали со всем, — прям как я.