– Настоящих сражений стараются избегать, а вот пограбить всегда рады, - продолжал Томша. – Их капитан, Харкель, за деньги согласится мамку родную покрыть.

– Уже не согласится…

– А?

– Нету больше этого капитана. Болтали, что разорвало его через задницу каким-то щупальцем. В той самой битве, на которую мы опоздали…

– Туда ему и дорога, - ответил Томша, но всё-таки помрачнел, задумавшись о чем-то. Повернулся к своему командиру:

– Получается, что не возьми мы тогда за перниковской развилкой чуть севернее, успели бы к той битве?

Сотник Кабай встал со своего места, отложил обструганную палочку, вложил нож за сапог. Потянулся, хрустнул суставами, и только потом многословно ответил:

– Зачем было выживать, прорываться с боем от самой границы, трое суток сидеть в вонючем болоте, чтобы через пару дней сдохнуть в мясорубке под стягом Изумрудного лорда? Беспечного сосунка, проморгавшего вторжение, оставившего пограничные укрепления на растерзание врагу. Ты слышал, что мужики рассказали – там был полный разгром, безнадежная резня. Не для того я спасал свою и твою шкуру.

– И то верно…

– Но и в Орсию вы тоже не успели, прям как мы? – спросил кто-то из мужиков.

Кабай хмыкнул, Томша ответил за него:

– А мы в город особо и не рвались. Стены защищать там есть кому и без нас. У порубежников другие таланты, знаешь ли…

– Ну так если рубежей больше нет, все остроги захвачены…

– Враг уходит на север, а мы остаемся здесь, смекаешь?

– Не особо…

– Ну и дурень. Объясняю: это как в драке противник к тебе спиной повернулся. Хочешь – влепи обидный подсрачник, а хочешь – огрей по затылку так, чтоб враз закончить дело. Вот и мы остаемся позади их войска, видим спину.

– Чтобы сзади напасть, значит? Ага, теперь смекаю, кажись…

– Молодец, сообразительный, - язвительно усмехнулся Томша. – Так что, если вы, мужики, и вправду хотите воевать – добро пожаловать в отряд. Но сразу скажу: готовьтесь к тому, что батька Кабай с вас семь шкур спустит. Будете учиться не только драться, но и прятаться, наблюдать, подкрадываться, устраивать засады. И безропотно повиноваться командиру, конечно. На войне иначе нельзя.

Мужики замерли. Снова требовался тот, кто решится первым. А стадо уже потопает за ним. Крестьяне – они и есть крестьяне.

Только вот Пархим и Гнездо сидели молча, обиженные на то, как легко, словно с детьми, справились с ними выжившие пограничники. Шнырь тоже не высовывался – в подхалимы («шестёрки» по-каторжански) лезть больше не собирался. И тогда решился Шмелек.

– Я с вами. Семьи нету, никто не держит. Давно собрался воевать, но пока как-то не складывалось.

– Считай, сложилось, - подбодрил Кабай. – Воевать научу. Станешь воином, а не мясом, как большинство ополченцев, что остаются гнить в поле после первого же сражения. Как зовут?

– Шмелек…

– Будешь Шмелём у нас, значит.

Как и ожидалось, решился первый – подтянулись и остальные. Мужики один за другим начали проситься в отряд. Не отказался никто – постеснялись.

Вопли Бориша, то проклинающие, то умоляющие, становились всё тише, пока не смолкли окончательно. Похоже, он всё-таки сорвал голос и полностью выбился из сил, пытаясь вырваться на свободу. Конечно, запереть его в сарае – идея на первый взгляд подлая. Но что ещё оставалось делать? Психованный молодой папаша ничего бы не изменил. А кабы решился силой отбивать младенца, то и сам получил бы от чернокожих копьё в брюхо. В таком деле истерика не поможет. Так что временное заключение – вынужденная мера, ради его же пользы, поможет спасти Бориша от верной гибели.

Другой вопрос: а захочет ли он жить, потеряв жену, а затем и ребенка? Все-таки личность творческая, ранимая, мало ли что в голову взбредёт…

Надо будет подумать над этим, ведь должен быть какой-то подход к бывшему товарищу. Может ещё удастся достучаться, поговорить, объяснить. Чтоб не остаться лютыми врагами до конца жизни…

Впрочем, одному богу ведомо, кто доживёт до завтра. Да и то… Какому богу? Угасшей для нас имперской звезде? Или требующему младенческих жертв чудовищу - Нгарху? А может спрятавшемуся от людей огровому шишу?

Процессия, выходившая из деревни, оказалась достаточно внушительной – человек пятнадцать, если не больше. И это не считая шедшего впереди Таруя и его черных охранников. Мишек никого с собой не звал, хотел пойти сам, в одиночку, но подобную затею от соседей не скроешь – все как на ладони один у другого. Вот и увязались следом Рафтик с парочкой других мужиков, жена его Нюшка (что за баба - мужу самостоятельно и шагу ступить не даст), как всегда невозмутимая Клюша, да десяток других баб, всхлипывающих горестно и слезливо. Хорошо хоть детей удалось разогнать и запереть по домам.