Я в третий раз за вечер одолел изгородь, очутившись вновь за деревней. Начал обходить ее по кругу, выискивая среди дворов подходящий. Что именно под этим подразумевать, увы, пока представлял слабо. Наверное, такой, чтобы сразу было заметно: там закоренелые пьянчуги живут. Которые к вечеру накидались и беспробудно дрыхнут сном праведников. То есть чтобы жилище выглядело еще хуже, чем остальные.

Так, подтягиваясь и заглядывая через плетень, я и продвигался. До тех пор, пока не заметил столб пара, поднимающийся над низеньким сооружением. Баня! Это же баня! Натопленная — столько пара из-за разницы температур, как от дыхания на морозе. По размеру, правда, больше напоминает все тот же сортир, но чего еще ожидать от этого поселения таежных голодранцев. Руки у них не из того места растут, что ли.

Тут прямо мне навстречу из-за ограды сиганул голый мужик. Бухнулся в снег, ошалело помотал головой. Невидящим взглядом мазнул по окрестностям, начисто проигнорировав мою ушастую рожу, вскочил, фыркнул, как лошадь, и понесся вдоль околицы, сверкая задницей. Натурально, голый! Дурдом какой-то, а не сельская местность. Восьминогие киты с руками, моржи-нудисты…

Не успел я удивиться, как со стороны забора, откуда прилетел нудист, донеслись отборная брань и женский плач. Над изгородью высунулась чья-то борода, оттуда злобно плюнули, от души вдарили по плетню — так, что он весь затрясся. Ага, понятно. Кто-то досаду срывает, что голый морж таким шустрым оказался.

Бородач спрыгнул обратно во двор и начал орать на женщину. Бессвязно, но очень негодующе. Меня он тоже не заметил. Чувствую себя прямо-таки человеком-невидимкой… Ну или троллем-невидимкой, если учитывать местное название. Всегда бы так, а.

Не деревня, а сплошная Санта-Барбара. То горячий поклонник чью-то дочку вечерами навещает, то, видимо, любовные треугольники внезапно выявляются. А мне бы тут помыться под шумок… Хозяевам-то сегодня, уверен, будет не до того. С их семейными сценами.

И куда этот дамский угодник голышом-то побежал? Погода, мягко говоря, не летняя. А впрочем, он, должно быть, тоже присутствовал среди наших утренних гостей! Тогда так ему и надо. Пусть поморозит все, что болтается.

Я выждал немного, слушая отдаленные звуки скандала, потом все-таки решился. Только перелез через забор, как дверь лачуги с треском распахнулась, и оттуда пробкой выскочила женщина, следом за ней — разъяренный мужик. Он поскользнулся, ткнулся головой в сугроб, а его, очевидно, супруга унеслась вглубь поселка. Мне снова пришлось совершать чудеса акробатики — с разбегу дернул дверь и боком шмыгнул в пристройку. По испуганному квохтанью, которое послышалось сверху, я догадался, что на сей раз попал в курятник. Вот же невезуха! Спасибо хоть, куры вскоре заткнулись и не стали меня выдавать. Отсижусь, подожду. Посмотрим, как пойдет ситуация. Лишь бы никому не захотелось заесть стресс яичками.

Надо же, кто-то здесь и нормальное хозяйство ведет. Что ж тогда живут так убого?

У входа в курятник были свалены какие-то инструменты. Это я понял, когда уколол палец шилом. Помимо шила, тут обнаружились небольшая лопата, деревянное ведро, вилы и точильный брусок. Что им тут точить, лопату, что ли? Но мне он, кстати, очень пригодится — а то я уж и не знал, что делать со своими обломанными когтями. Хоть подпилю их теперь.

Вечер шел своим чередом, а хозяева все не возвращались. Я чутко прислушивался к темноте и спустя какое-то время заметил, что могу на слух фактически сосчитать кур по едва различимой возне. Еще кто-то большой хрустел и пофыркивал во мраке — лошадь, может быть? Услышал легкое подвывание ветра в настиле крыши, писк мышей и неспокойный стук собственного сердца. Так можно и пульс измерять — по звуку. Выходит, огромные ушные раковины — не только сомнительное украшение. Здорово, хоть какая-то польза от новой внешности. Не просто лопоухий, а лопоухий оправданно. Надо взять на заметку — больше полагаться на слух.

Как-то я подозрительно быстро смирился с тем, что сменил тело совершенно невероятным образом. Вот сижу, преимущества нахожу, мыться собираюсь. Похоже, хозяева решили выяснять отношения где-то в другом месте — почему бы мне этим не воспользоваться? Зря они, что ли, баню топили?

Просочившись в предбанник, я скривился. М-да. Темно, как в могиле, сам предбанник — крохотная клетушка, и пары шагов не сделать. Придется опять ощупью. Так-с, вот тут вставлена полочка, об которую я как раз отбил локоть. Больно, зараза, прямо по нерву сошлось. По логике вещей, на ней должно быть что-то из умывальных принадлежностей. Если они здесь где-то вообще имеются, конечно. О, пальцы коснулись какого-то скользкого бесформенного куска. Пахнет мерзко, хотя напоминает хозяйственное мыло. Пригодится, само собой. Еще отыскал ветошь, в которую завернули пучок сена. Сойдет вместо мочалки. Ножницы бы еще, космы обкорнать… Но не судьба. Зато нашелся грубый деревянный гребень. Все-таки удача.

Как в парилку-то лезть, если даже рук своих не видно? Там же где-то печка, обожгу себе что-нибудь важное.

И неожиданно совсем расхотелось раздеваться. Случись что — придется драпать, как тому нудисту. А, черт с ним! Рванье это, в которое я закутан, ничуть не жалко, а сразу я не замерзну. Придумаю что-нибудь. Аккуратно поставил баклажку с жижей в угол, рядом сложил украденную одежду, быстро сбросил свое тряпье. Приоткрыл низкую дверцу, треснулся лбом об косяк, чуть не прищемил ухо и протиснулся в парилку.

Ух, как припекает! Кончики длинных ушей как будто мгновенно вспыхнули. Я сдавленно охнул, вынырнул в предбанник и старательно растер их снегом. Так, проблема. Пусть баня и остыла порядочно, но моему телу явно не слишком нравится жар. Особенно выступающим деталям.

Выход я нашел банальный: замотал голову рубахой, заранее смочив ткань. Держится, не сползает — можно повторить попытку.

Мылся я торопливо, но самозабвенно. Упорно растирал бока и грудь ветошью, четыре раза намыливался, остаток мыла извел на вычищение волос. Истратил всю воду в лохани, набрал туда немного снега, чтобы растопить и ополоснуться. К влажному жару постепенно привык, но основательно от него утомился. И все равно вынужден был присесть, чтобы уши не сварились. Поразительным образом избежал ожогов — глаза притерпелись, хоть свет в парную-помывочную почти не проникал, и печку я разглядеть сумел.