– Алексей Матвеевич нам назначил, – поспешно сообщает ему Работодатель с некоторой даже (как Юрию показалось) угодливостью и снова глядит на часы, – Романов Павел Петрович. Контора «Поиск-стеллс».

Плечистый доктор опускает глаза, разбрасывает толстым пальцем на столе беспорядочные бумажки и тем же пальцем ведёт сверху вниз по какому-то списку. Видимо обнаружив там царственные ФИО Работодателя, он легко поднимается и подойдя к дверям в глубине кабинетика два раза деликатно стукает костяшками пальцев по филенке. Никто и никак ему вроде бы не отвечает, но он легонько толкает дверь и делает Работодателю приглашающий жест: прошу!

Алексей Матвеевич

Они входят.

Войдя Юрий сразу же слепнет и покрывается нервическим потом. В помещении стоит тьма и оглушающе горячий воздух. Словно в деревенской бане по-черному. Освещена только неестественно белая постель со скомканными простынями и человек посреди этих простыней. Вернее нижняя половина человека: ноги в кальсонах, босые и словно бы неживые, словно бы брошенные кое-как кем-то посторонним.

– Чего ж ты опаздываешь, голубок? – скрипит из темноты сварливый голос, – Сказано было как? Сказано было: с четырех до пяти. А сейчас сколько?

Голос с неприятной то ли трещинкой, то ли хрипотцой. Слыша его мучительно хочется откашляться.

– Мы так с тобой не договаривались. Сейчас вот отправлю тебя в обратный зад и буду в своем праве!

Работодатель ничего на этот внезапный выговор не отвечая извлекает у себя из-за пазухи зеленый пакетик перетянутый резинкой и аккуратно кладёт его на прикроватный столик среди стаканов, бутылок, бокалов и тарелок с засохшими объедками.

– Хм…, – неприветливый человек в кальсонах немедленно смягчается.

– Ладненько, – говорит он тоном ниже, – Плюнули и забыли. Что так задержался? Дорога плохая?

– Гололед, – подхватывает Работодатель как ни в чем не бывало, – Еле добрались честное слово. Думал разобьемся.

– Не тот первый прибежит, кто быстрее бежит, – произносит хозяин постели назидательно, – А тот кто раньше выбежит! Раньше выезжать надо было, тогда бы и не опоздал. Тогда бы и меня старого человека не заставил бы нервничать.

– Виноват Алексей Матвеевич, – говорит Работодатель смиренно, – Больше не повторится.

– Уж я надеюсь! – говорит хозяин заносчиво и спрашивает с отчетливой неприязнью в голосе, – А это кто с тобой? Он с тобой я полагаю?

– Со мной, со мной, – успокаивает его Работодатель, – Эт, мой сотрудник. Юра его зовут. Он будет Вас записывать Алексей Матвеевич. Для истории.

– Ха! «Истории для истории». Отчего же. Можно и для истории, это значения не влияет.

К этому моменту Юрий уже привыкает к темноте и начинает помаленьку разбираться в обстановке. Теперь он видит что комната велика (дальняя часть ее, та, что за кроватью, совершенно скрывается во тьме). Есть поблизости слева большой овальный стол со стульями вокруг. Какие-то циклопические не то шкафы, не то буфеты вдоль стены. Толстый ковер под ногами. Черные квадраты окон плотно закупоренные мохнатыми шторами.

Юрий кланяется неловко и принимается расстегивать на себе куртку одновременно озираясь в поисках подходящего седалища. Ан, не тут-то было!

– На пол садитесь, на пол! – распоряжается хозяин, – На ковер! Ковер хороший, удобный, садись на полу. И раздеваться не велю! Нечего тут у меня блох трясти.

Совсем уже ошеломленный Юрий замирает с пальцами на последней пуговице, а Работодатель ничего: тут же, не говоря лишнего слова, скрещивает свои длинные ноги и ловко усаживается по-турецки в двух шагах от кровати ничуть не смущаясь того обстоятельства, что голова его теперь оказывается как раз на уровне хозяйских кальсон. Юрий все еще колеблется, но тут Работодатель так глядит на него (снизу вверх), что приходится немедленно опуститься на корточки, а потом и перейти в позу лотоса, преодолевая хруст в суставах и мучительные боли в нерастянутых, совсем не приспособленных к таким внезапным подвигам сухожилиях.

А странный и страшный хозяин уже говорит.

Секретная лаборатория НКВД

Палата у них была огромная. Широкая и длинная. Может быть старинная казарма или царских еще времен казенная больница: высоченные сводчатые потолки, полы, выстеленные расписным кафелем, тюремного вида окна – высоко, три с лишним метра над полом и забраны двойной решеткой – одна изнутри, а другая снаружи, по ту сторону стекла.

Шестьдесят восемь койко-мест, и почти все время – полный комплект гаврилоидов в возрасте от шестнадцати до шестидесяти.

Холодно всегда было в этой палате, вечно они там все мерзли, как плешивые собаки. А им говорили: так и положено, цыц! Холодина, скучища, никакого женского персонала, санитары – сплошь мужики, солдатня, да еще и кормят впроголодь: «пятый стол», кашки-машки-какашки, а мясо вареное – по большим только праздникам: на октябрьские, да на майские, да на Новый год.

Но кровати – хорошие, с пружинными матрасами, деревянные. И чистое белье всегда, меняют два раза в неделю. Халаты теплые, фланелевые, с полосками. Кальсоны и рубахи похуже, солдатские, проштемпелеванные: