Товарищ Патоличев имел в виду, конечно, реактивный двигатель к «пятидесятке» Мясищева, но Пантелеймон Кондратьевич слегка недопонял — и Аркадий Дмитриевич занялся разработкой двигателя турбовинтового. С параметрами, на первый взгляд казавшимися недостижимыми — но тем более интересно было такую задачу решить…

А «недостижимых параметров» в избытке имелось не только в двигателистов. После запуска третьего спутника в конце мая правительственная комиссия предложила Королеву «улучшить показатели» ракеты так, чтобы с ее помощью можно было донести в нужное место уже семь тонн полезной нагрузки. Владимир Николаевич тут же предложил поставить на ракету третью ступень, причем взять уже готовую — вторую с проходящей испытания УР-100, однако Королев это предложение категорически отверг из-за используемого Челомеем «ядовитого топлива». Поэтому поводу Владимир Николаевич заметил в разговоре со своим министром:

— Я, честно говоря, вообще не понимаю Сергея Павловича. Семен Ариевич, конечно, двигатель предлагает не самый плохой и совсем не ядовитый, но у него тяга всего пять тонн, к тому же я не совсем понимаю, как он зажигание обеспечит там, наверху, в керосиновом моторе.

— Но с этим двигателем Королев сможет же донести столь желаемые семь тонн до Вашингтона…

— Во-первых, не сможет, даже если Косберг обещания свои по параметрам двигателя выполнит, то Королев в Вашингтон дотащить сможет тонн пять. Во-вторых, у нас-то вторая ступень отработана, а с ее тридцатью тоннами тяги туда и пятнадцать тонн донести нетрудно будет. В третьих, тому же Неделину вообще начхать, ядовитое топливо у ракеты или нет. Янгелю-то он ракету на гептиле заказал.

— И ее Михаил Кузьмич будет еще года три делать.

— А ты сможешь быстрее?

— Черт его знает… Валентин Павлович вроде заканчивает разработку двигателя на пятьдесят семь тонн. Если… поговорите с ним, если он придумает, как сделать объединить пару таких в один блок… интересная задачка, а главное если ее решить, то Неделин вообще будет от счастья прыгать.

— Это почему?

— Я тут на той неделе поговорил со Славой Вишняковым, у него есть довольно интересная идея… вполне рабочая, и он даже потихоньку по ней НИМР провел. За счет моряков, конечно: если поставить несколько маяков, то КВО морского самолета-снаряда можно будет сократить по полукилометра. А мы просто языками зацепились, и он сказал, что если его маяки повесть на орбиту, то по четырем таким можно будет КВО вообще до сотни метров сократить.

— То есть потребуется уже четыре спутника…

— Было бы неплохо, но на самом деле, так как четыре должны быть в поле зрения системы наведения самолета-снаряда, спутников потребуется минимум двадцать четыре, а лучше вообще тридцать шесть. И вешать их придется не на двести километров, а гораздо выше… Это-то и обидно: на ракете Королева с моей третьей ступенью вытащить спутник на нужную орбиту труда не составит, а со ступенью Косберга даже малейшего шанса не просматривается.

— Ну, Митрофан Иванович к нашему министерству отношения не имеет и батут, чтобы лучше прыгалось от радости, нам дать не сможет. Да и к Михаилу Васильевичу с такой идеей идти смысла нет: у Хруничева с бюджетом все очень напряженно.

— Грустно всё это.

— Государство у нас — не дойная коровка, денег на все хотелки у него нет. Но я подозреваю, что если Митрофану Ивановичу показать уже действующую систему, он денежек сколько-то найдет. То есть достаточно, чтобы компенсировать уже понесенные расходы. Я с Глушко по двигателям поговорю, оплатить их у нас средств все же, надеюсь, хватит… тебе сколько двигателей потребуется?

— Если с двойной тягой, то должно четырех хватить.

— Понятно. На НИР… на ОКР средства МАП изыщет, так что начинай работу над ракетой… кстати, давно хотел спросить: первая у тебя называлась УР-10, а следующая уже УР-100. Почему?

— Универсальная ракета. 10 — там единичка потому что первая, нолик — собственно ступень. А сто — две ступени, два нолика.

— Тогда приступай к разработке УР-200. Вторая ракета с двумя ступенями, я правильно понял?

— Ладно, пусть будет двести. Но раньше чем через пару лет… мы же еще и сотку не довели.

— Доведете. А Хруничеву нос утереть будет неплохо…

Изыскивать средства на «непрофильные» проекты у Шахурина теперь получалось не очень сложно: после того, как товарищи Патоличев и Пономаренко «разрешили» предприятиям ВПК использовать «внебюджетные средства предприятий» по собственному усмотрению (при безусловном выполнении государственных планов, само собой), с этим стало попроще. Сильно проще, ведь теперь министерствам даже не требовалось извещать правительство о проведении таких работ. Вообще-то соответствующее постановление было призвано стимулировать предприятия к производству всяких товаров народного потребления и продавать «сторонним покупателям» продукцию подсобных хозяйств, а на вырученные деньги расширять жилой фонд — но ведь разные бывают «подсобные хозяйства». Например в Уфе в КБ Гаврилова сугубо для нужд «средней авиации» (а на самом деле по запросу конструктора вертолетов Миля) разработали крошечный бензиновый мотор мощностью в двадцать восемь сил. Но так как выпускать на заводе нужные Милю полсотни моторов в год было откровенной глупостью, то производство быстро довели до пятидесяти тысяч в год, а те моторы, которые товарищ Миль не востребовал, отправили на новый (выстроенный в тесной кооперации с министерством Ванникова) там же в Уфе завод уже автомобильный. На котором стали изготавливать автомобили, слегка напоминающие «народный автомобиль» немцев. Очень «слегка», все же у авиаторов есть свои «стандарты красоты» и свои требования по надежности машин… Когда один из первых сразу запущенных в серийное производство автомобилей перед тем, как выставить его на только что учрежденной ВДНХ, продемонстрировали Пантелеймону Кондратьевичу, тот поначалу даже цензурных слов подобрать не смог: кузов машины был сделан из алюминия. Но когда ему сообщили о стоимости производства такого автомобиля, приличные слова у него сразу же нашлись. То есть приличные совсем не значило «одобряющие», предсовмина все же велел «не выпендриваться и сделать машину все же железной». Спустя полгода пожелание товарища Пономаренко было исполнено (а деятели автопрома на Шахурина серьезно так затаили, и их от «резких действий» предостерегло лишь сообщение о том, что вообще-то «завод работает под Ванниковым». А затаили злобу свою автопромовцы по очень простой причине: появление малолитражной «уфы» привело к мгновенному закрытию уже московского завода малолитражный автомобилей: все же товарищ Патоличев высказался в том плане, что «выпуск автомобилей, стоимость которых превышает розничную цену, иначе как акт вредительства и саботажа и расценивать нельзя».

А что случается с вредителями и саботажниками, все в руководстве разных министерств знали прекрасно, ведь Николай Семенович не то что министров каких-то, он и две трети ЦК не постеснялся отправить в места исключительно удаленные. А по слухам, отдельные из таких «нетоварищей» до не столь удаленных мест вообще не доехали…

На самом деле «недоехавших» было все же немного: генсек просто «исключил» всех соратников и попутчиков нетоварища Хрущева, но их он «исключил» окончательно и бесповоротно. По этому поводу у него были серьезные разногласия с Лаврентием Павловичем, в особенности по поводу «национальных квот» — но эти разногласия все же удалось преодолеть. А вопрос о «нецелевом использовании внебюджетных средств» их окончательно примирил: ВПК теперь превращался из «постоянного просителя» в структуру, находящуюся на полном самообеспечении — правда не в части «основного производства», а в области жилсоцбыта. Однако и это давало очень даже заметный эффект: люди трудились с полной отдачей и нужного результата достигали быстрее.

Заметно быстрее: в октябре пятьдесят седьмого заработал первый энергетический реактор ЭИ-1, обеспечивающий производство ста мегаватт электрической энергии. Величина сама по себе не самая маленькая, а если учесть, то атомная электростанция теперь полностью покрывала потребности завода по обогащению урана, это было тем более хорошо. А еще лучше было то, что еще до ее пуска рядом началось строительство двух новых реакторов…

Атомная отрасль развивалась действительно очень быстро — но еще быстрее «на базе атомной промышленности» развивалась электроэнергетика. На базе — потому что в Подольске на предприятии Средмаша инженеры изготовили котел для электростанций угольных. А целом — ничего необычного, завод ведь изначально строился как котельный. Но в частности это было очень крупным достижением: подольские инженеры даже не повторили, а превзошли инженеров зарубежных (котлы по проектам которых они делали раньше) и изготовили котел надкритический. Но и это было не самым сложным в разработке, а самым сложным (и действительно выдающимся) стало то, что котел этот был спроектирован «под уголь Экибастуза». Вроде бы это лишь название месторождения, но по сути — принципиально новая технология. Уголек-то в Экибастузе был, мягко говоря, не самого лучшего качества. А если политкорректность отбросить, то это было вообще говно, а не уголь: сорок пять процентов золы, причем довольно легкоплавкой, обычные топки котлов от этого угля зашлаковывались за пару дней работы…