Шрифт:
Глава двадцать первая. Старейшины и народ готов
28 февраля 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония
Повальная пьянка все же состоялась. Несмотря на то что Зевта полностью осознал грозящую беду, отменить празднование возвращения сына он не мог. Поэтому брага потекла рекой, и почти вся деревня пила непрерывно, позавчера, вчера и сегодня.
Эйрих же в пьянке не участвовал, потому что строго придерживался собственных принципов, обретенных еще в прошлой жизни. Веских причин менять их у него не было, потому что его отношение к алкоголю никак не изменилось: будь Брета менее подвержен пьянству, не умер бы от рук вероломных римлян.
– Приготовь коня к прогулке, Виссарион, – приказал Эйрих.
Он проснулся час назад, умылся, позавтракал и начал готовиться к конной прогулке, чтобы Инцитат не застаивался подолгу. Хороший конь требовал хорошего обращения.
Сегодня, возможно, будет последняя поездка без стремян, потому что деревенский кузнец Смида должен уже закончить работу.
«Странный у Смиды [54] , конечно, был отец…» – подумал Эйрих.
Видимо, еще при рождении сына Гадраск был уверен, что ребенок обязательно станет кузнецом, а не выберет стезю воина.
54
Смида (готск. smi?a) – кузнец.
«Смиде шуточка отца, как я понимаю, понравилась, – мысленно усмехнулся Эйрих, выйдя из дома. – Непонятно только, как к этому относится Айзасмида [55] …»
Айзасмида – это сын Смиды, помогающий отцу в кузнице. Предполагалось, что мальчик, который на год младше Эйриха, поедет в соседнюю деревню, где будет учиться у Мульды Хайхса [56] . Через пару лет или около того, Эйрих не интересовался специально, но в деревне сложно не узнавать всякие подробности из жизни соседей.
55
Айзасмида (готск. аizasmi?a) – медник. Aiz – это медь, если переводить с готского, а smi?a – кузнец.
56
Хайхс (готск. Haihs) – одноглазый. Это прозвище, а не фамилия. Фамилии – это для очень высокой знати, а простолюдинам и всяким мелким аристократам фамилии не положены.
Правда, так получилось, что они собираются спешно убираться из этих земель, как в старые и не очень добрые времена, поэтому обучение мальца будет отложено на неопределенный срок, и с бронзой Айзасмида работать не будет…
Вскочив на коня, Эйрих поехал прочь из деревни. Надо проверить ближние рубежи деревни, попрактиковаться в конной стрельбе, а также поразмыслить над происходящим и о путях отхода из Паннонии.
Защита деревни обеспечивалась пятью десятками воинов, постоянно находящимися при оружии и посменно занимающими позиции в дозорах. Любой противник будет обнаружен заранее, чтобы деревня успела собрать достаточно воинов для отражения атаки.
Естественно, против гуннов это не поможет, потому что когда гунны идут на тебя в набег, мало будет даже тысячи воинов.
У их деревни сейчас триста сорок воинов, причем большая часть из них годится только для набегов. При населении в тысячу семьсот тридцать человек можно сказать, что они выставляют неплохое количество воинов. На самом деле триста сорок – это их предел. Дальше только старики и дети. И вообще, если эти триста сорок будут убиты, их деревне конец: женщин, детей и стариков больше никто не защитит. Помочь может полное объединение их союза деревень в единую державу. Только вот как это осуществить? Как заставить старейшин отдать всю свою власть единственному вождю?
«А надо ли им отдавать свою власть?» – подумал Эйрих.
Римский Сенат – это работоспособная структура. Если верить Марцеллину, а не верить ему сложно, именно благодаря правильным действиям Сената удалось добиться расцвета Римской республики, что позволило завоевать огромные пространства и добиться такого расцвета, что все остальные державы могут только завидовать.
Иронично, что земельные приобретения империи были незначительны и меркли на фоне того, чего добился Сенат.
Октавиан Август, несмотря на всю неординарность личности, очень быстро отказался от завоевания германских земель за Рейном, потому что боялся признать собственную ошибку, а никто из придворных лизоблюдов не посмел даже напоминать ему об этом. В «О своей жизни» принцепс не написал ничего о Германии, потому что война против германцев происходила позднее, но, исходя из прочитанного, Эйрих сделал вывод, что Октавиан действовал только там, где уже когда-то начали и оставили задел предки. Мог ли Октавиан Август, словно цензор Марк Порций Катон, каждое заседание Сената заканчивать словами «Германцы должны быть уничтожены»? [57]
57
«Германцы должны быть уничтожены» – перефразированное выражение Марка Порция Катона Старшего «Карфаген должен быть разрушен». Этой крылатой фразой он заканчивал каждое свое выступление в Сенате.
Следует знать, что Марк Порций Катон Старший был участником Второй Пунической войны, отличался суровым нравом, беспощадностью к собственным политическим врагам, а также стал всемирно известным своим стариковским ворчанием об упадке морали среди римлян. Также следует сказать, что после становления цензором Катон не отказался от своих громких заявлений и провел ряд радикальных реформ, ограничивающих траты на роскошь, что оздоровило республиканский бюджет и позволило выделить больше денег на Третью Пуническую войну.
Цензорство Катона не было вечным, он оставил должность, и, по старой римской традиции, его попытались предать суду. Попыток, как говаривал Плиний Старший, было аж сорок четыре, но не подействовала ни одна. Либо Катон был тем еще прощелыгой, у которого связи повсюду, либо его действительно не за что было судить. Сам Катон умер вскоре после начала столь долгожданной войны с Карфагеном. Можно сказать, добился своего и умер спокойно.
Принцепс не имеет права рисковать. Серия поражений, и будь уверен, что в Риме скоро появится новый принцепс. Даже такой всеми признанный правитель, как Август, был вынужден прислушиваться ко мнению окружающих и иметь ауру вечно успешного и непобедимого принцепса. А как легче всего оставаться непобедимым?
«Если ты больше не воюешь, тебя нельзя победить», – подумал Эйрих.
И, если верить Марцеллину, Октавиан Август перестал рисковать ровно после сокрушительного разгрома в Тевтобургском лесу. Раньше он не знал таких поражений, поэтому действовал смело и решительно, а стоило разок, пусть и по-крупному, проиграть…
Аммиан Марцеллин не делал таких выводов о принцепсе, но такие выводы сделал Эйрих и сопоставил их с личным опытом. Он проигрывал, такое бывало, но никогда не случалось, чтобы его разбивали наголову, полностью пресекая завоевательный поход.
«И я даже не могу понять чувств принцепса, пережившего такой удар, – вдруг осознал Эйрих, сворачивая налево по проселочной дороге. – Я никогда не проигрывал настолько ужасно».
Но также он помнил, что даже незначительные и ни на что не влияющие поражения вызывали активные пересуды среди монголов. И в этом вся проблема единовластия. Принцепс, император, вождь, диктатор или деспот – они не могут ни с кем разделить ответственность за неудачу.