Шрифт:
Но он пресек скорбь о неосуществленных замыслах и делах, которые не доделал, после чего вернулся к гуннской проблеме.
Гунны проверяют новые земли готов, а это значит, что решение о захвате их земель уже почти принято. Не факт, что они совершат большой набег сразу же, как будет принято решение. Кочевники все делают размеренно, они почти никогда не спешат. Потому что земледельцы, как правило, не могут никуда деться со своих земель, а еще они знают, что в конце концов никто не сбежит. Они будут сгонять готов с насиженных земель столько раз, сколько потребуется. Убьют столько, сколько нужно для того, чтобы остатки пошли под руку их правящих родов.
Как знал Эйрих из очень ненадежных источников, когда-то был единый правитель гуннов, в давние времена, но сейчас вся власть сосредоточена в руках некоторого числа знатных родов. Они не делятся ни с кем, как именно устроена их иерархия власти, поэтому готы, всеми считающиеся сведущими по этому вопросу, не могут дать внятного ответа даже на простые вопросы. Например, они не могут ответить на вопрос, кто именно главный у гуннов.
Пока что у Эйриха есть три версии, которые предстоит проверить. Первая: самый главный у них некто Улдин. Это правитель тех гуннов, которые согнали остготов на другой берег Дуная. Это все со слов покойного Бреты. Вторая: самый главный у них некто Харатон. Но этот в паннонских делах лично не участвовал, правда, по сведениям от старейшины Торисмуда, считается аж царем гуннов. Но кочевья этого царя, кажется, где-то далеко на востоке, за морем. Третья: самый главный у них некто Донат. Ходят слухи, что он из римлян или некоего близкого к римлянам племени. Отец Григорий говорит, что это не помешало ему стать риксом, имеющим обширное влияние на остальных гуннов.
Это давало некоторую пищу для размышлений, которую Эйрих уже очень давно переваривает. И есть у него одна пока что приемлемая версия. Что на самом деле у гуннов три больших улуса, где правят три хана.
«Я ведь запланировал разделение своей державы между сыновьями и родичами, – подумал Эйрих. – Значит, здесь мог быть один большой великий хан, который сколотил огромную державу, которая была слишком обширной, чтобы ею мог единолично править какой-нибудь из его сынков. Но должен быть кто-то главный. Я возлагал надежду на Угэдэя, ибо в нем не было слабины Джучи и покладистости Чагатая…»
Ему оставалось только надеяться, что третий сын не подвел его и правил достойно, не растеряв мощь державы.
Вновь одернув себя, Эйрих вернулся к размышлению о гуннах и их правителях.
– Эйрих!!! – выбежала из родного дома Эрелиева.
Обняв сестру, Эйрих тепло улыбнулся.
– Сын! – вышла из дома сдержанно улыбающаяся мать. – Я рада, что ты наконец-то вернулся.
Видно, что кое-что все-таки изменилось дома. Тиудигото вновь на сносях, и скоро следует ожидать появления нового претендента на будущий отцовский престол.
– Рад видеть вас всех, – мягко отлепил от себя сестру Эйрих. – Я тут привез кое-что…
Глава двадцатая. Мало веры римским клятвам
26 февраля 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония
В бражном доме, до сих пор имеющем легкий аромат дымка (скорее всего, больше воображаемый, нежели реальный), снова было людно. Никто не забыл бойню, учиненную римлянами, но бросать просторное помещение только потому, что здесь пролили много крови, расточительно и безответственно. Правда, следует сказать, что празднества тут проводились гораздо реже.
Сегодня тот день, когда праздник не провести просто нельзя. Богатые грузы, наиболее ценными из которых были кольчуги и римское оружие, здорово приподняли настроение Зевты, поэтому он решил учинить торжественную встречу Эйриха, сумевшего добиться большего, чем от него ожидали даже самые смелые предсказатели.
И молодой воин вошел в бражный дом, где увидел нечто совершенно неправильное.
– Как это понимать? – Эйрих уставился на Иоанна Феомаха, сидящего по правую руку от Зевты, крайне неодобрительным взглядом.
– А что тут понимать? – удивленно спросил отец. – Мы пришли к согласию с Иоанном, поэтому больше не держим друг на друга зла.
– Это враг, – вздохнул Эйрих. – И он должен сидеть в клетке, под замком.
– Согласие, – повторил Зевта. – Это мое решение.
Спорить было бесполезно, потому что если Зевта передумает после слов Эйриха, это публичный урон его чести как вождя.
Иоанн Феомах, комит священных конюшен, был крайне опасным человеком. Пусть воином он был посредственным, но он хитер, коварен и склонен к риску. И если ему покажется, что наивных варваров можно безопасно для себя переломить через колено еще раз…
– Потом обсудим это, – произнес Эйрих.
Феомах, как было видно по его глазам, понимал, о чем они говорят. Значит, готский язык он уже выучил. Интересно было узнать, откуда.
– Откуда он знает готский? – решил Эйрих спросить напрямую.
– Я научил, – ответил Валамир.
Старший брат почему-то стоял все это время за колонной, из-за которой вышел теперь с важным видом. Одет он был в синего цвета тунику, украшенную красным орнаментом и серебряными наклепками вокруг ворота. Красиво, дорого, богато. А еще на нем новые сапоги, готские, но очень недешевого вида, явно сделанные хорошим мастером. Валамир явно что-то для себя понял, поэтому одевался богато.