Я понимаю, как это могло измениться со временем, потому что я никогда не видела полностью измененного дракона или виверну, чтобы заметить разницу.

Она поворачивается обратно к фейри, рядом с нами.

— Но с самого начала Уиро охотился на них, чтобы заманить в ловушку в Море Душ и забрать свою силу, которую они несут. Я много раз пыталась остановить его, — ее грудь опускается, прежде чем ее зеркальные глаза останавливаются на мне. — Когда избранный уходит, рождается другой.

— Значит, каждый раз, когда мой отец загонял кого-то в Море Душ… это удерживало их силу запертой в теле, в то время как их душа отправлялась в промежуточное состояние? Даже если они не совсем мертвы?

Она торжественно кивает.

— Море Душ действует как подобие смерти, удерживая источник силы, который становится сильнее с каждой душой, — ее рука находит мою, сжимает ее. — Твой супруг — последний, кто остался в живых, поскольку у него не родилось наследников, и судьба зависит от его рода.

Орган в моей груди замирает, пытаясь протолкнуть кровь по венам, пока я вдыхаю ее слова. Но все, на чем я могу сосредоточиться — это бесчисленные глаза, которые по-прежнему устремлены на меня. Я повторяю ее слова.

— Все они были… избранными в какой-то момент жизни.

— Да, — ее голос напряженный, с оттенком печали. — Многие из их вида были убиты из-за страха или агрессии. Но избранные были похищены, как только твой отец смог их найти.

Я сжимаю грудь кулаком, сжимая там материал своего платья. Какой смысл настолько поглощаться властью, чтобы планировать стереть с лица земли целую расу? Убивать невинных, чтобы утолить свою жажду эгоизма?

Извращенная часть меня хочет посмеяться над тем, как судьба могла быть такой подлой, дав мне в жизни двух отцов, у которых схожие взгляды. Двое мужчин, которые уничтожили бы мир, если бы это означало быть самыми могущественными. Это дурацкая шутка.

Слева от меня раздается хруст, и я обнаруживаю, что некоторые фейри раздваиваются, открывая проходящего одинокого мужчину. Он высокий, и хотя все еще молод, воздух вокруг него заставляет меня думать, что он жил столетиями. Его шаги уверенные, а поразительное лицо остается невозмутимым.

Когда он приближается, мои губы приоткрываются с резким вдохом. Эти глаза… они расчетливы, свирепы и сияют кристально-голубым цветом, точно осколок стекла, затерянный в море. Они приветливо приподнимаются в уголках, заставляя меня рассмотреть другие черты его лица. Острый подбородок, волосы цвета воронова крыла и…

Все останавливается. Я прикрываю рот рукой и прикусываю нижнюю губу, чтобы она перестала дрожать.

Стоя в полуметре от меня, он мягко улыбается, и аромат, витающий вокруг него, напоминает мне о… доме. О Темном принце, от которого пахнет кедром и кленом, и о месте, где густой туман надежно окутывает деревья.

— Вы принца Дрейвена…

— Отец? — заканчивает он за меня, но затем кивает с легким смешком. — Единственный.

Что-то мелькает в его глазах, когда он наблюдает за мной.

— Мой сын, кажется, наконец-то открыл свое сердце.

Хотя его голос насыщенный и низкий, каждое слово произносится четко.

Я теряю дар речи. Моя рука опускается, и я открываю рот, чтобы заговорить, но не могу произнести ни слова.

— Ты можешь называть меня Ирад.

Клянусь, его белые зубы сверкают, когда он растягивается в улыбке.

— Ты тоже здесь в ловушке?

Из всего, что я хотела сказать, именно этот вопрос срывается с моих губ.

Он опускает голову, слегка покачивая ею.

— К сожалению, нет. Я отправился на поиски мирного подношения во Двор Пепла, но вместо этого оказался охваченным гневом Бога Тьмы. И хотя во мне, возможно, есть кровь Виверны, позволяющая частично меняться, я не был рожден избранным с силой повелевать тенями. Так что не было необходимости держать мою душу в плену. В конце концов, ему удалось обмануть меня, вонзив меч, сотканный из теней, прямо в мое сердце.

На моих щеках появляется влага, и я вытираю ее тыльной стороной ладони.

Он смотрит куда-то вдаль, глубокая складка прорезает его брови.

— Есть так много вещей, которые я хотел бы сказать своей семье перед этим. Если бы я знал…

— Ты не мог знать, — спешу добавить я.

Его натянутая улыбка говорит мне, что он понимает, но я знаю, что это не отменяет сожаления о том, что его смерть наступила так внезапно.

Поворачиваясь, чтобы снова встретиться со мной взглядом, он нерешительно говорит:

— Но ты… Ты можешь предложить им немного покоя, сказав им слова, которые они никогда не слышали.

— К — как? Я здесь, а не там.