— Ты про Исаака? Он поддерживал Друза, когда тот хотел дать гражданство италикам и поддержал Квинта Попедия Силона, когда после смерти Друза марсы выдвинули свой ультиматум, — охотно начал делиться грек. — Потом их обманул Домиций, когда обещал гражданство марсам, если они уведут войска. И Исаак искренне во все это верил, болел! Но потом самого Домиция обманули собственные командиры, когда согласились на то, что италиков припишут только к нескольким трибам… Поэтому он наблюдал за войной младшего Мария и Суллы, решив не вмешиваться. Его сердце ожесточилось, а доверие к людям исчезло.

— Что же теперь? Боится, что аукнется такая нерешительность?

Грек пожал плечами.

— Как есть. Знаю, что некоторые его сослуживцы из офицеров попали в проскрипции, хотя не принимали участие в последней войне. За что купил, за то и продаю.

Я покосился на скакавшего чуть вдалеке Исаака. Одно могу сказать точно, те, кто ведёт дело так, чтобы не вашим и не нашим, обычно плохо кончают, либо, по меньшей мере, остаются ни с чем. Ну или, если на то пошло, не высовывают голову и не шатаются по каупонам.

Но и его можно было понять. Народ толком не знает, что происходит, чего ждать далее, но чувствует, что ситуация в любой момент по новой взорвется. И сейчас Сулла лишь на время законсервирует проблему, но не решит.

Правильно понимает, кстати. Окончательное решение придет лишь через пару десятков лет, и как ставить точку в вечном споре, покажет Цезарь. Правда, ценой собственной жизни — и новой вереницы гражданских войн.

За рассуждениями мы подошли к стенам Пренесте. Вокруг города будто кроты прошли — тут и там виднелись лунки подземных тоннелей, частично вырытых защитниками, а частично и нападающими. По истории, которую я знал, в один из таких тоннелей горожане выкинули труп младшего Мария. Правда, по той же истории, Пренеста добровольно открыла ворота. А то, что я видел сейчас, показывало, что город все-таки был взят силой, с сопротивлением. По крайней мере, от ворот остались одни воспоминания, а в некоторых местах защитной стены виднелись плеши и пробоины. Так что наверняка тут было все далеко не так однозначно. Правдивую историю осады могли рассказать разве что люди Офелла или защитники. Но первые ушли в Рим, где Офелла жаждал консульской власти экстерном (без прохождения магистратуры). Вторые же оказались истреблены…

Когда мы заехали в город, на въезде нас никто не остановил. Глазам открылась удручающая картина. Город, ставший последним прибежищем младшего Мария, был превращен в руины и разграблен хищными сулланцами. Я не заметил ни одного уцелевшего здания, пожар не оставил людям шансов спасти свои жилища. Во многих местах оставались видны страшные следы расправы — засохшие лужи крови. Зато трупы успели убрать. И, скорее всего, сделали это сами легионеры, устроившие резню. По крайней мере, на улицах я не увидел мужчин, способных держать оружие в руках. Женщины, дети и старики — и те при виде нас старались перейти на другую сторону или вовсе скрыться в руинах домов.

— Изверги… — зашипела седая старушка и сплюнула на дорогу, только глянув на мою одежду.

Я нет-нет и ловил на себе ненавидящие взгляды. На мне был наряд легионера, а если я без оглядки ехал по этим землям, то выходит, что Гражданскую войну провел на стороне сулланского режима. И в глазах горожан я был собственноличным убийцей их отцов, мужей, братьев и детей. Крепко досталось Пренесте…

— Не думаю, что это хорошая затея — останавливаться здесь, — сухо сказал я, оценивая обстановку на улицах.

— Мы проедем через город, так срежем целую лигу, но остановимся чуть южнее. В городе оставаться опасно, ты прав. Многие из них потеряли близких, и, когда сядет солнце… может быть разное.

Первый день пути закончился в еще одной каупоне у дороги. По прибытию мы отвели лошадей в стойло. Исаак сразу пошел спать (все-таки на него удручающе подействовал вид обескровленной и разрушенной Пренесте), не задержавшись на ужин. Я, хоть и с трудом стоял на ногах после бессонной ночи, все же подкрепился и только после этого пошел в комнату. Грек же остался и, судя по его невыспавшейся и опухшей с утра роже, весело провел время в компании собутыльников и шлюх.

Выехали на рассвете, лошади успели отдохнуть и шли резво, так что к полудню мы уже были в Антиуме. Этот город также не миновала разруха. Но по всему было видно, что город пострадал не вчера и даже не месяц назад. Многое было починено или отстроено заново.

— Неплохо они успели восстановиться за несколько лет… — задумчиво протянул Исаак.

— Был здесь тогда? — решил уточнить я.

Он не ответил, отвел взгляд.

— Несколько лет назад сюда зашел Марий и устроил резню, — пояснил грек. — Убивали не только мужчин, но и женщин с детьми, словно свиней резали. Тогда у Исаака глаза, как он сам сказал, и открылись.

На этот раз промолчал уже я.

Сторонников Суллы здесь действительно встречали с распростертыми объятиями. Мы зашли в один из городских трактиров и дали лошадям отдых. Солнце после полудня начало припекать, а в планах Паримеда было закончить сегодняшний день в Террачине, до которого отсюда было несколько лиг пути по Аппиевой дороге.

В этот раз все было наоборот. Паримед отсыпался, а мы с Исааком провели время за обедом. Я предпринял парочку честных попыток разговорить еврея, но тот отвечал лишь дежурными фразами.