– Черт, – ругнулся Эд, подсветив самокрутку, которую только что скрутил. – Мне эта песня никогда не надоест.

Я не то что не возразила, но даже не решилась открыть рот, чтобы сказать что-нибудь в принципе.

По ту сторону костра Рикки начал распускать руки; он вообще стал обращаться с Брендой иначе. Не так, как вел себя раньше. Мне это не понравилось.

– Ну же, давай, – произнес он слишком громко, хотя губами прижимался к ее уху, а потом схватил Бренду за шею. – Что ты жеманишься, как в дрянном фильме. Не дрейфь, киса.

Бренда попыталась стряхнуть его руку:

– Прекрати!

Он изобразил пальцами «кавычки» на уровне носа:

– Ты долго будешь кривить морду?

Я узнала цитату из фильма, но не она, а голос Рикки – высокий, мальчишеский – перенес меня назад во времени, в тот свежий осенний вечер, о котором я не вспоминала годами. Мне было года четыре, ну, может, пять. А Джуни была совсем крохой. Это было до несчастного случая с нами, так что мама оставалась еще прежней. И тот день был одним из хороших.

«Миссис Шмидт нездоровится, надо отнести ей горячую еду», – сказала мама.

Она усадила Джуни в детскую коляску, надела свое лучшее зеленое пальто, от которого я всегда была в восторге, помогла мне застегнуть парку, и мы вышли на улицу. Меня просто распирала гордость из-за того, что мать доверила мне везти коляску, а сама несла стеклянную кастрюльку с запеканкой. Тротуар усеивали хрустящие листья, тонкие, как бумага. Сначала на наш стук в дверь миссис Шмидт никто не ответил. А потом внезапно на пороге возник Рикки.

«Здравствуй, Генрих, – поприветствовала его мать. – А твоя мама дома?»

Рикки оглянулся через плечо:

«Она плохо себя чувствует».

«Понимаю», – сказала мама, но все равно зашла в дом, как будто ничего не понимала. Она поставила запеканку на ближайший стол, вытащила Джуни из коляски, усадила на пол и велела мне следить за сестрой. А сама проследовала в спальню миссис Шмидт так, словно это был ее дом.

Рикки, Джуни и я уставились друг на друга.

«Хочешь посмотреть на мою железную дорогу?» – проронил, наконец, Рик. О его ногу терлась Миссис Брауни, не сводившая желтых глаз с Джуни. «Такой железной дороги ни у кого больше нет, во всем районе», – похвастался парень.

«Конечно хочу», – был мой ответ. Я поставила Джуни на ножки, и мы последовали за Рикки в спальню, которую он делил с братьями. По дороге я мельком увидела миссис Шмидт, лежавшую в постели. Один глаз женщины был синим и распухшим, губа рассечена так сильно, что глубокая рана казалась черной брешью. Заметив, что я на нее посмотрела, миссис Шмидт поспешно отвернулась к детской колыбельке возле ее кровати. Мама устремилась к двери, но прежде, чем ее закрыть, бросила на меня быстрый, предупреждающий взгляд. Ее лицо было непроницаемо, даже сурово.

Огонь в костре вспыхнул, вернув меня в реальность. Сглотнув, я отвернулась от Рикки и Бренды. Ант затянулся самокруткой, которую передал ему Эд. А потом протянул ее мне. Он выглядел таким же напуганным, какой почувствовала себя и я. Может, для него это тоже было впервые? Я зажала самокрутку между большим и указательным пальцами, поднесла ко рту. Мои глаза встретились с глазами Бренды. Рикки конкретно присел ей на ухо, но подруга смотрела на меня. И ее посыл был мне понятен:

«Тебе не следует этого делать».

Я сделала затяжку – очень неглубокую. Задержала ее в задней части рта. Я не хотела закашляться и опозориться. Но забалдеть я тоже не желала. Мне просто хотелось показать ребятам: я своя. Я сотни раз видела, как курила мама. И решила затягиваться так, как это делала она.

– Молодец, девочка, – одобрительно произнес Эд.

Я улыбнулась, поднялась и, сделав пару шагов, передала сигарету Рикки. Он оторвался от Бренды и взял самокрутку. А я вернулась к своей каменной плите, озадаченная вопросом: «У меня реально закружилась голова или я воображаю себе это?»

Кто-то в отдалении заулюлюкал; затем послышался всплеск воды.

– Может, поплаваем? – спросил Ант, когда я снова присела на камень рядом с ним.

В его голосе прозвучало отчаяние, но в последнее время Ант всегда вел себя странно.

Моим ответом парню стал неопределенный звук.

– Ты знаешь, что там, за деревьями, стоит хижина? – поинтересовался он.

Я посмотрела в ту сторону, куда он указывал, но увидела лишь сумрачный лес. И снова перевела взгляд на Анта. Он подстригся под стать Рикки – спереди коротко, сзади длинней. А мне опять вспомнилась игрушка, которую бабушка подарила Джуни на Рождество несколько лет назад. Четырехсторонний Фредди. Это был деревянный прямоугольник, высотой тридцать сантиметров и пять сантиметров в ширину. У него имелось четыре грани, на которых были нарисованы мужские фигурки. И каждая из них разделялась на три подвижные части: голову, туловище и ноги. Стоило тебе надавить на ручку на вершине прямоугольника, и они начинали вращаться – все в разные стороны. И совпадали в конце очень редко. Обычно у тебя получался человек с лысой головой, тщедушной мальчишеской грудной клеткой и накаченными, мускулистыми ногами.