Шрифт:
— Не буду вилять, Николай, нам нужна помощь, — поскольку переговоры были насквозь неофициальные, разговаривали мы с кузеном тет-а-тет. — В сложившейся ситуации мы долго не продержимся, придется сдавать Берлин, а это катастрофа!
В этой истории, не имея в руках западногерманских земель, пруссаки сосредоточились на организации промышленного куста вокруг своей столицы, поэтому ее потеря стала бы для страны ударом гораздо более серьезным нежели в 1806–7 годах. Индустриализация шагала по планете невиданными доселе темпами, и сила того или иного государства все больше начинала измеряться заводами и километрами железной дороги, а не численностью населения или площадью. Впрочем, последнее тоже было глупо сбрасывать со счетов.
— Ты понимаешь, что вступление в войну России автоматически приведет к тому, что Пруссии придется воевать еще и с Англо-Французской коалицией? — Я с сомнением приподнял бровь. Берлин показал себя достаточно ненадежным союзником за последние полгода, и теперь за свои услуги, за жизни русских солдат, которые погибнут, защищая северо-восточных немцев, я собирался слупить с Фридриха Вильгельма по полной. — Сейчас у границ Австрии стоят две русские армии численностью в сто пятьдесят тысяч человек и одним своим видом заставляя Вену держать на востоке часть сил. Ну а лишних дивизий у меня все равно нет, я даже оружием помочь не смогу — самому не хватает.
Это, к сожалению, было правдой. Винтовок Маркова хватило на вооружение только корпусов первой и второй линии, новые орудия и вовсе шли пока только самые боеспособные корпуса, остальным приходилось использовать стальные дульнозарядные пушки, вставшие на вооружение в середине 20-х. Лучше, чем артиллерия времен наполеоновских войн, но не принципиально.
Снарядов опять же не хватало катастрофически. С учетом того, что мы лишились примерно 15% заготовленных к войне боеприпасов во время бунта в ЗапВО — то что поляки не моги использовать сами они тупо сжигали пытаясь нанести нам максимум ущерба — зачастую на каждую пушку приходилось по два-три боекомплекта. А дальше все — банниками отмахиваться. Бои в зоне проливов выявили просто чудовищный перерасход снарядов по сравнению с тем, что закладывали мои генералы до начала всей этой заварушки. В разы. И это при том, что я заранее предвидя проблемы на этом направлении требовал иметь минимум полуторный запас. А оказалось, что нужно было все числа умножать на десять.
Для примера во-время приснопамятного дарданельского прорыва расположенные на побережье батареи — там и было-то четыре десятка орудий смешно сказать — за полчаса боя выпустили почти пять тысяч снарядов, и это при том, что в первую фазу боя работала только одна батарея. Причем выпустили бы больше, но больше просто не было. Никто не мог подумать, что расход будет настолько ужасающим, по довоенным планам считалось, что одно орудие за время генерального сражения может истратить два боекомплекта — условно сорок снарядов на ствол — с полуторным перекрытием закладывали шестьдесят. Но первое же сражение войны показало, что этого до смешного мало.
При этом какими-то сверхмощностями по производству снарядов империя похвастаться не могла. В мирное время мы производили порядка 10 тысяч выстрелов для наших новых казнозарядных нарезных орудий обоих калибров совокупно. В месяц. Этого хватало и учения проводить какие-никакие, и закрома пополнять. С началом войны, переводом рабочих на круглосуточную работу удалось этот показатель удвоить, но и только. Были еще кое-какие резервные мощности, некоторые производства попроще — пользуясь опытом будущего — начали отдавать на откуп частникам, запустили переквалификацию кое-чего ранее гражданского… Все это потихоньку набирало обороты, но вот например лишней взрывчатки взять было просто неоткуда. Особенно с учетом перекрытия поставок нам чилийской селитры, благо запасы были сделаны сущесвенные за прошлые годы.
Короче говоря, все эти цифры реально пугали и утешало только одно — у противников даже такой артиллерии не было, и им за это приходилось платить жизнями своих солдат. Сотнями жизней, тысячами и десятками тысяч жизней.
И вообще начало войны выявило просто гору недочетов, случаев головотяпства, злоупотреблений и откровенного воровства, а армии. Одной только формы нового образца, запасённой за прошедшие пять лет впрок на всю армию военного времени, недосчитались около ста пятидесяти тысяч комплектов. Жандармы как могли ловили проворовавшихся снабженцев, вешали их перед строем, не сильно заморачиваясь человеколюбием, но что-то мне подсказывало, побороть эту напасть полностью все равно не получится.
— Такая вероятность есть, — согласился принц. Его отец, который одновременно был моим тестем, Фридрих Вильгельм под номером 3 уже вплотную подобрался к семидесятилетию и потихоньку перекладывал бремя власти на сына, так что слова моего собеседника вполне можно было рассматривать в качестве окончательной воли Берлина. — Значит, нам нужно уничтожить Австрию настолько быстро, чтобы англичане с французами не успели прийти Вене на помощь.
Англичане, получив дважды по носу в проливах и на Балтике — впрочем, ради справедливости нужно сказать, что во втором случае урона они нанесли больше чем получили — решили перейти к более обстоятельным боевым действиям и стали готовить десантную операцию. Благо как такого понятия военной секретности тут пока не существовало, и общая канва будущей операции стала понятна нам задолго до того, как нога первого британского солдата ступила землю Румелии.
Вообще было в этом что-то одновременно ироничное и мистическое. Поневоле задумаешься о инертности истории и ее попытках свернуть в проторенное уже однажды русло. План англичан был такой себе компиляцией идей 1854 и 1915 годов — высадиться, захватить Галиполийский полуостров с суши, прорваться флотом в Мраморное море, после чего удержать Царьград русским войскам было бы крайне сложно. Практически невозможно. Ну а дальше ввести флот в Черное море и терзать мягкое подбрюшье Российской империи, пользуясь преимуществом в маневренности.