На северном фланге тоже было не скучно. Активность там резко повысилась в самом начале 1838 года, когда в войну на стороне Англии вступил Ганновер. Это государство, еще пару лет назад имевшее общего с Великобританией монарха, из-за различия в системах наследования только в 1837 году получило формальную независимость. При этом конечно же сохранив тесную связь с островом, где на троне сидела племянница нового Ганноверского короля. Как результат в середине января 1838 года соединенная англо-ганноверская стотысячная армия, при поддержке части передислоцировавшихся из-под Вены на север французов начала новое наступление на Берлин. Теперь уже с запада.

18 и 21 февраля в двух последовательных сражениях англо-франко-ганноверская армия смогла заставить отступить ландверные части Пруссии, усиленные пятидесятитысячным русским корпусом. Разгромом это назвать было сложно, однако преимущество было явно на стороне атакующих. К этому моменту англичане уже вооружили пару дивизий первой линии новой казнозарядной винтовкой под бумажный патрон, поэтому в этой плоскости преимущество «восточный союз» — так начли назвать блок из России, Пруссии, Венгрии и «пристегивая» к ним Египет и Персию — тоже начал потихоньку терять.

Прусская столица была оставлена после короткого арьергардного боя просто потому, что удерживать нам ее было нечем. Против ста тысяч русских и пруссаков на восток двигали почти вдвое превышающие их вражеские силы и вопрос тут стоял не в удержании Берлина — шансов здесь просто не было — а в том, чтобы сохранить боеспособную армию. Впрочем, полностью разгромить пруссаков до конца зимы противник не успел, а там уже и наши части подтянулись да и основная прусская армия из под Пешта ушла на север, выровняв положение на поле боя.

(Красные стрелки — англичане, синие — русские, зеленые австрияки, серые — французы)

Активизировались англичане и на южном фланге. Видимо, в Лондоне поняли, что тягомотным стоянием под Царьградом войну не выиграть и решили нанести удар по самому слабому члену восточного союза, которому к тому же мы из Европы помочь практически никак не могли.

28 декабря 1837 года к Александрии — уже третий раз, первые два фактически закончились ничем — подошла объединенная англо-французская эскадра и принялась обстреливать город. Укрепления египетской столицы были покоцаны еще с прошлых визитов, а флот — в том числе и доставшийся от турецкого султана — заранее для собственного сохранения был отведен в порты Палестины. Поэтому отвечать западникам было фактически некому.

Безнаказанная бомбардировка города продолжалась почти трое суток и привела к мощнейшему пожару и большим жертвам среди мирного — уж на простых египтян англичанам и французам точно было насрать — населения. А вот дальше с высадкой десанта как-то не задалось.

Задумка операции тут была понятна — нанести один стремительный и неотвратимый удар, показать свое превосходство и заставить шаха Мухаммеда Али выйти из войны, вернув османам захваченные до этого территории. Не то, чтобы судьба турок всерьез волновала кого-то в Лондоне и Париже, но получив дополнительные ресурсы султан смог бы выставить на боле боя больше человеческого мяса, которое для этой войны требовалось в невиданных ранее масштабах.

По количеству участвующих с обоих сторон солдат этот конфликт уже заткнул за пояс все, что мир видел раньше, когда такое было, чтобы число солдат на поле боя — если считать все ТВД — стабильно переваливало за миллион эпизодически подбираясь к числу в полтора миллиона. Даже во время последней войны с Наполеоном этот показатель был как бы не вдвое меньше.

Вот только ухватившийся за шанс всей своей жизни египетский шах так просто отступать не собирался, тем более что сложное положение растянувших свои силы на несколько направлений западников было видно невооруженным взглядом, и даже академиев генерального штаба тут заканчивать совсем не нужно было. Французы уже задействовали всю свою регулярную армию и призвали ближайший резерв. Англичане — имеющие традиционно профессиональную армию и никогда не заморачивавшиеся регулярным призывом — даже более того вынуждены были тянуть подкрепления из колоний. В том числе и «союзные» полки местных индийских правителей, которые до того никогда за пределами субконтинента не использовались. В моменте находящаяся в Европе английская армия суммарно превысила сто пятьдесят тысяч человек. А ведь еще нужно было держать что-то в колониях…

Короче говоря, лишившийся любимой столицы шах идти на переговоры отказался и перенес свою ставку в находящийся дальше от побережья Каир. Союзникам же достался полуразрушенный стопятидесятитысячный город и полное непонимание, что делать дальше. Ну захватили они Александрию, высадили десант в десять тысяч человек суммарно, извели бог знает сколько пороха при этом, озлобили местное население, а побеждать-то как? Под рукой Мухаммеда Али все так же оставалось несколько десятков тысяч солдат, которые отойти от побережья небольшому, в сущности, контингенту за пределы действия корабельной артиллерии и не позволят. Штурмовать по очереди все города на побережье Средиземного моря — так на это никаких ресурсов не хватит, да и растянется вся эта история на месяцы. В таком случае концепция быстрого удара автоматически уходит в канализацию, и вместо стремительной победы они бы получили совершенно ненужную затяжную кампанию, которая бы отвлекала силы от основных фронтов.

Командовавший высадкой британский генерал Сомерсет еще попытался было двинуть свои войска в сторону Каира, но в семидесяти километрах от побережья наткнулся на основные силы египтян и едва унес ноги. Только глубоко въевшимся пиететом перед европейскими армиями можно объяснить пассивность инициативного обычно Ибрагим-паши, будь на месте английского флага османский, не осталось бы от наглых вторженцев мокрого места, а так к концу зимы ситуация фактически пришла в равновесие, союзники продолжали удерживать Александрию, а шах продолжал делать вид, что его это не волнует. Всем стало окончательно понятно, что исход этой войны решится совсем в другом месте.