Уже тогда его отличала необыкновенная, безудержная любовь к Богу и к Церкви, в которой Михаил подолгу рассуждал о духовном, не предаваясь суетным мирским помыслам. Дружившие с Михаилом дети нередко смеялись над ним, обзывая его девчонкой лишь потому, что никогда не слышали от него непристойных слов, которые попросту не могли возникнуть в его сознании. У молодого праведника вырабатывался собственный образ поведения и восприятия окружающего мира, словно он не собирался надолго оставаться в настоящей суетной действительности.

Михаилу исполнилось одиннадцать лет. Однажды серьёзный паренёк, державший строгий пост в первую и четвёртую недели Великой четыредесятницы, обратил на себя внимание прихожан из церковной общины, которые уговорили старосту принять его певчим в церковный хор. На репетициях хора необыкновенные способности мальчика удивляли многоопытных певчих на клиросе. Они интересовались его именем, родителями и почему он так быстро смог изучить церковные песнопения. На вопросы мальчик отвечал, что его зовут Мишей, а отца Василием Николаевичем, он и научил его петь, поскольку сам хорошо поёт, знает множество молитв, и вообще в его семье такое пение звучит часто.

Семья Ершовых. Слева направо в верхнем ряду: Анна, мать – Дарья Михайловна, Отец – Василий Николаевич; в нижнем ряду: Алексей, Евдокия и Лидия. Михаила и Надежды на фотографии нет.

Спустя некоторое время его начали ставить ближе к книге, чтобы быстрее научить искусству пения, хотя мальчик уже пел без книги, прекрасно знал молитвы на память, пел всегда правильно и никогда не сбивался. Продолжая приходить в Церковь во все праздники и в каждое воскресенье, он спрашивал знакомых прихожан: «Почему служба бывает не каждый день?».

Старший брат часто обращал внимание на перемены, происходящие в характере подростка, и говорил отцу, что из него выйдет что-то особенное.

В 1920–1921 годах в стране был голод. Михаил тогда ещё не успел закончить два класса, пришлось трудиться с отцом, обучаться сапожному мастерству, а спустя год он самостоятельно мог зарабатывать на хлеб для семьи и себе на одежду, что было весьма кстати, поскольку иногда ему нечего было надеть, чтобы пойти в Церковь.

Так сложилось, что при достижении пятнадцатилетнего возраста и позже, он не составлял компании своим товарищам по улице. Михаила не интересовали их забавы и совершенно не влекло к праздной жизни, привычной для деревенских подростков. Некоторые из односельчан насмехались над безобидным певчим из Церкви, другие, случалось, хулили и прогоняли паренька, а иным, напротив, нравилось, что Михаил хорошо поёт, очень вежливый, доброжелательный, исполнительный и за это они признавали его близким себе по духу человеком.

Нередко отказ сына заниматься наукой, отсутствие интереса к играм и мирским забавам вызывал у его матери горькие слёзы. Ничего его не радовало и не увлекало, кроме историй о смысле жизни, добре, Боге и Его величии. Мальчика ни на минуту не оставляли мысли о божественном предназначении, о молитве, страшном суде и вечной жизни. Иногда ему снились удивительные сны, но они его не прельщали, поскольку Михаил думал, что это происки лукавого.

Однажды сёстры пригласили Михаила на занятия драматического кружка. Он очень сильно расстраивался и не хотел посещать драматический кружок и всё-таки поддался на уговоры сестёр. Сходив туда несколько раз, он почувствовал, что у него заболело сердце, вскоре и глаза стали болеть и плохо видеть.

Встревоженная мать стала ходить с сыном по врачам, но никто из докторов не смог установить, чем именно болен подросток. Однажды они узнали о том, что в соседнее село Старое Ильдеряково приехали из Петербурга врачи, специалисты по глазам, лечить трахому. Родительница повела своего сына Михаила на приём к врачам, чтобы узнать, что за болезнь у него. Врачи его приняли и сказали: «Болезнь мы не видим, что будто бы болят у него глаза, мы не находим ничего, и глаза у него ничем не заражены». И так Михаил с родительницей ушёл безрезультатно.

Тем не менее, Михаилу не становилось лучше. Глаза продолжали мучительно болеть, резь стала такой сильной, что было невозможно смотреть на солнце. И без того замкнутый, Михаил молился Богу, всё реже появляясь на улице. По обыкновению, он проводил время с шилом, дратвой и сапожной колодкой, кормил и одевал себя сам, по мере возможностей приносил пользу семье.

Наступил 1928 год, Михаил был воодушевлён твёрдым и пламенным желанием покинуть окружавший его греховный мир и полностью отдать себя воле Всевышнего Отца.

Так тому и суждено было свершиться. Конец двадцатых годов XX века был отмечен жестокими гонениями на христиан. Бесчинствующие атеисты и представители власти разрушали церкви, отнимая у верующих духовные книги, которые сжигались на площадях при большом скоплении беснующихся безбожников.

Богоборцы притесняли и преследовали всех без исключения молящихся и добродетельных людей, если замечали, что те читали Святое Писание. Православных христиан изгоняли из собственных жилищ, высылали в дальние области и заключали в тюрьмы. Почувствовав угрозу, исходящую от безбожной власти, и преимущества от сотрудничества с ней, многие из тех, кто раньше называли себя христианами, поддались соблазну и начали отходить от Бога. Некоторые из отступников и вовсе избрали путь богоборчества. Бывшие добрые христиане присоединились к безбожникам, принявшись громить храмы и сжигать святые иконы.