– Дался же мне этот источник энергии! – корит себя немертвая, дергается в попытках вырваться. – Нет, идея хорошая, но чтобы так наплевать на осторожность! Могла бы спокойно смыться через окно, понаблюдать из засады, вернуться с драконом... А сама разлеглась на кровати, мол, пусть заходят, всех перебью! Ррр!

– И Тиморис потерял голову из-за амулета, – поддакивает Эгорд.

– Ну... эээ... если честно, – мнется Тиморис, – амулет я потерял еще днем...

Физиономия воина отворачивается, словно вот-вот получит по зубам.

Долгая пауза, Эгорд даже слегка трезвеет, взгляд втыкается в героя-любовника, гурмана и пьяницу.

– Понятно, – вздыхает Милита, машет кистью в сторону Тимориса. – Этот по своей дурости...

– Эй, – обиженно тянет воин, – могла бы похвалить за откровенность!

Эгорда опять забирают мрачные размышления, призрачная ткань воспоминаний и страшных дорисовок фантазии липнет к зрачкам синеватой тиной. Что та тварь сделала с Наядой?.. Непослушный пугливый человечек бродит по пещерам извилин, размазывает на стенах жуткие сцены: вот девушка в окровавленном платье разорвана, части валяются по всей комнате, а вон толпа сельчан сжигает Наяду на столбе...

Тело скручивает боль.

Жилы вздуваются, Эгорд слышит свой крик и крики спутников. Из пленников вылетает нечто зыбкое и черное, как зола, потоки вещества утекают в пасти каменной гидры, каким-то образом проникают в сферу, чернота в ней оживает, словно в чан с водой вливают новые порции жидкости.

Троица приходит в себя, говорить можно, но до омерзения не хочется разлеплять искусанные губы.

– Только не это, – стонет Тиморис. – Мы как те жрецы в осадной башне...

Милита выплевывает холодную темную кровь

– Ты о чем?

– Видели такое, – тяжело дышит Эгорд, рука порывается стереть с лица пот, но упирается в стенной браслет. – Темные маги держали в заточении жрецов света, высасывали силу.

– Вот как, – говорит Милита в пустоту. – Значит, мы – дойные коровы.

Тиморис чуть не плачет.

– Будем пускать слюни, как те несчастные... За что?! Лучше бы сразу убили...

– Зато живые, – ядовито выдавливает немертвая. – Пить надо меньше! И под юбки не лезть.

– Эгорд, что делать?!

Тиморис глядит умоляюще.

Из сферы вытекают черные ленты энергии, сплетаются высокие тучи, из дыма выходят трое в просторных одеяниях такого же цвета.

У самого ряженого рогатый посох, еще более рогатый шлем, ткань вышита остроугольными символами из драгоценных ниток, на шее амулет в виде паука, выцветшие глаза – две полоски равнодушия. Двое других попроще, без узоров, посохов, рогов и прочих пышностей. Один лысый, нет даже бровей и ресниц, только натянутая на череп кожа, глазки как бусинки, но ярости в них хватит на десятерых. Другой слегка растерян, будто не знает, куда попал, волосы как охапка прогнившей соломы.

Темный Орден. Два мага и архимаг.

– Ах вы черви! – взрывается Милита, оковы трещат болтами, стена грозится не выдержать. – Дармовой силы захотели, да? Ублюдки, рожи беззубые...

– Жучары, силенок чужих захотели, своих-то нет даже на девок! – задорно поддерживает Тиморис.

Лысый таращит глаза, один на Милиту, другой на Тимориса, хотят сорваться из глазниц, накинуться как бешеные псы. Косматый в позе хозяина ситуации, подвешивает улыбку, ладони скрипуче потирают друг друга.

Архимаг точно статуя, в глазах надменный лед, спокойствие царя природы, созерцающего букашек, кажется, что смотрит сверху, хотя пленники висят выше.

– Дань вежливости, – оглашает тоном графа. – Хотим поблагодарить за силу, она сослужит нам великолепным подспорьем. Вы видите нас первый и последний раз, отныне и до смерти будете здесь. Не пытайтесь вырваться, оковы зачарованы. Прекрасный набор: повелитель льда, девушка-лич и... никто. От него толку мало, следовало убить, но это наш знак благодарности, чтобы вам двоим не было скучно.

– Эй! – обижается Тиморис. – Кого нужно убить, так это...

– Ваша сила поможет завершить великое дело. – Архимаг невозмутим. – Прощайте. Братья, не задерживайтесь долго.

Превращается в черное облако, дым впитывается сферой.

– Стойте! – кричит Эгорд, маги уже поворачиваются к сфере.

– Чего тебе?! – рычит лысый.

– Что с девушкой, которая была со мной?

– Не знаю и знать не хочу!

– А-а, эта... отшельница, – беззаботно отмахивается лохмач. – А что ей сделается? Жива, здорова, из местных лет сто никто не умирал, разве что младенцы. Деймус в наказание заставил перемыть всю посуду после пирушки. Управится за день, вернется на мельницу, все дела. Доволен?