Некоторые приезжие, старавшиеся пораньше уладить дела, с боязнью косились на этих странных людей. Напрасно, их не стоило опасаться. Это были вовсе не бандиты, а обычные лампадные. Они всего лишь спешили заменить прогоревшую паклю на факелах и залить масло в фонарные масленки. Местные звали их «угольками», и, думаю, здесь пояснений не требуется.

Раньше остальных рабочих по улице пробегали подмастерья кузнецов, спешивших разжечь печь и приготовить инструменты.

— А как же пекари? — спросят многие, считая что они просыпаются раньше остальных. Так и есть, но в булочных в это время уже давно кипела работа. Мастера и их помощники жили прямо в хлебопекарнях, и выходить на улицу им не было никакой нужды.

Дозорные на башнях четырех врат не дремали. Круглые сутки, в любую погоду и время года, они стерегли покой Валиона. Рассветные часы больше всего ценились среди стражей, в это время на стенах царило необычное спокойствие. Редко какие путники так рано направлялись к вратам, и все четыре тракта отдыхали от дневной толкотни.

На одной из северных башен дозорный, чья вахта подходила к концу, стоял, опираясь на длинную пику, и скучающим взглядом мусолил горизонт. Любой солдат мечтал попасть в стражу северных врат, через которые проходило меньше всего народа. Правда, за последнее время поток приезжих заметно вырос, да и пейзаж нагонял страшную тоску.

— Черт бы побрал этих лесорубов, разбивших западную дорогу своими телегами, и гильдию строителей, которая не может ее починить! — выругался дозорный и зевнул, до боли разинув рот.

— Черт бы побрал всадников и ямщиков, вместо южных врат скачущих теперь к северным! — продолжил он, высказывая недовольство всех караульных северного гарнизона.

— Черт бы побрал этот туман! — добавил он громче, чувствуя, как слипаются глаза. Серая хмарь над погостом и Узилищем в это утро больше обычного нагоняли на него печаль и сон.

— Черт бы… — помянув нечистого аж четыре раза и чуть не уснув, солдат вздрогнул, наметанным глазом заприметив что-то вдалеке. Дозорный встрепенулся, испугавшись, что задремал, и серое пятно привиделось ему во сне. Нет, огромное, оно столбом стояло на дороге. И дураку было понятно, что человек не мог поднять столько пыли!

Казалось, что с севера двигалась огромная армия неприятеля, ведь добрая половина всего северного дозора столпилась на смотровой, когда всадник проезжал первые заставы. Солдаты стали перешептываться, ведь дальний дозор проигнорировал незапланированную конную интервенцию и не предпринял никаких попыток к обязательной проверке всех всадников в такое время. Через пару минут удивление и смущение исчезло с лиц наблюдателей так же, как и они сами. Каждый стоял смирно на своих местах и самым прилежным образом исполнял обязанности.

Что могло так испугать бравых вояк? Ведь у каждого старшины на руках имелись все особые распоряжения по выезду важных персон. Император, а с ним и весь двор, спокойно почивали в своих покоях, никаких визитов сколько-нибудь значимых лиц не предвиделось. Кто же этот всадник, переполошивший всю охрану северного отделения?!

Время сложных шарад

Немного подпрыгивая на ухабистой тропинке, колеса дилижанса изредка поскрипывали. От скуки Найджел взялся посчитать, сколько длилось путешествие, но у него ничего не вышло. Мальчик зевнул и уныло потер покрасневшие глаза. Стараясь открыть книгу, он потерял не только сон и аппетит, но и интерес ко всему вокруг. Дни и ночи превратились для него в один большой альбом с черно-белыми скучными картинками.

Мистер Барлоу беспокоился за состояние маленького пассажира, но тот лишь отмахивался, объясняя истощение плохим сном из-за кошмаров. Юному путешественнику казалось, что это успокаивало возницу.

— А что я могу поделать? — оправдывался Эрик, обращаясь к Ромулу, когда оставался с животным наедине, и конь с упреком поглядывал в его сторону. — Мальчик многое перенес. Нельзя в один момент взвалить столько на ребенка, требуя понимания и послушания. Надеюсь, скоро кошмары оставят его в покое. Чего еще, кроме них, ему боятся в нашей повозке?

После таких вопросов скакун обычно вздрагивал и нервно тряс хвостом, а Эрик Барлоу задумывался, какие сны могли изводить ребенка.

В эти минуты Найджел обычно не спал. О нет, он не боялся кошмаров, его беспокоило нечто другое. Мальчик сидел над книгой, запустив обе пятерни себе в волосы. Отчего-то ему казалось, что так соображалось лучше обычного. Открыть книгу стало для него целью всего существования — ни больше ни меньше. Манускрипт занимал все его мысли, самым наглым образом выселив оттуда желание есть и пить.

По сути, небольшая ложь про кошмары не была обманом. Вот только преследовали они его не только во сне, но и наяву. Запретный плод, как известно, сладок, а это красное, спелое яблоко еще и висело в соседском саду. У любого мальчишки от такого жуть как могут зачесаться руки! Даже отдаленный волчий вой в сумраке не мог отвлечь Найджела от печальных, безысходных мыслей.

В унисон дурному настроению звучали и минорные мотивы пейзажей вокруг. После того, как повозка спустилась с гор на равнину, фестиваль красоты сменился аляповатой выставкой в безымянном городе на краю света, попав на которую, каждый рискует начать задаваться вопросами экзистенциализма и заниматься подобной непонятной ерундой.