Печально было вспоминать о неудаче (хоть его собственной вины не было и капли), и Тарик, чтобы отвлечься, стал внимательнее слушать рыбаря.

— Вот так мы, значится, и живем с Литой, — говорил рыбарь. — И вот так уж мне свезло, что Лита моя, хоть и двух наследников родила, не расплылася, как некоторые, только, понятно, малость обабилась, так это ж только красы прибавляет. И потому, хоть и

десять лет живем, ночами мне ее охота, как в юные времена! Бывало, как заляжем, долго не угомонимся — ну вы ж понимаете, господин городской, как оно бывает, когда обоим в охотку...

Тарик снова состроил многозначительно-горделивое лицо, будто и в самом деле все знал и мог посоветовать рыбарю не одну городскую придумку, способную ублаготворить женушку.

— А вот ежели взять... — продолжал рыбарь. — В деревне и Шогар, и другие возчики, что в город часто ездят, рассказывали про городские веселые дома, где, значит, такие девки, этакие... Которые с любым валяются, кто придет с оговоренной денежкой. У вас и впрямь таких домов полно?

— Ну, не так чтобы полно, — сказал Тарик. — Однако ж есть.

— И вы вот, простите на глупом слове, там бывали?

— Не хожу я туда, — сказал Тарик.

Даже возымей он такое желание, взашей вытолкали бы по малолетству — но не стоит это говорить человеку, искренне полагающему его таким же взрослым...

— И правильно, — убежденно сказал рыбарь. — А то что ж получается? Не успела из-под одного вылезти — под другого мостится... Это ж даже и не девка, а сральня придорожная. У нас Тунга-возчик всякий раз, как в город случится выбраться, в веселый дом ходит, денежку поднакопивши. И потом рассказывает взахлеб, как там оно обстоит. Как полагаете, господин городской, брешет или нет? Пускают деревенских в этакие дома?

— Пускают, — кивнул Тарик.

Не стал уточнять: пускать-то пускают, но только в веселые дома низкого пошиба, где и девки потасканные, и народец там дешевый, могут и ножом пырнуть в тамошней корчме, а девки запросто сонной дури подольют — и очнется невезучий далеко оттуда с вывернутыми карманами, а то и без телеги с лошадью. Вряд ли у этого их Тунги есть денежка на заведения почище и уютнее...

— Не брешет, стало быть, — покрутил головой рыбарь. — Нет уж, не по мне такое. И в деревне, что уж там, есть шалопутные бабы, которые украдкою принимают мужика за мужиком: вдовушки нестарых годов, солдатки... Так не за деньги ж, с разбором, а не так, чтобы юбку задирал всякий, кому охота пришла. Хоть вы меня режьте, я так скажу: что плохого в городе, так это веселые дома. И еще кое-что, в сравнении с чем веселые дома, можно сказать, вещь и вовсе безобидная...

Он замолчал и оглянулся по сторонам словно бы с некоторым испугом, хотя вокруг не было ничего, что могло бы встревожить даже человека, впервые в жизни попавшего в город, — ну натуральным образом ничего, самые обычные дома и прохожие, и навстречу едет самая обыкновенная дворянская карета парой. Не могла же она напугать дремучего обитателя Озерного Края? Он на карету и не смотрит даже, должен был таких навидаться, кружа по городу и побывав у Королевского моста, где дворянских карет хватает...

— Вы это о чем, любезный рыбарь? — спросил Тарик с любопытством. — Что еще такое вам в городе нс нравится, кроме веселых домов?

Казалось, рыбарь колеблется, озаботившись лицом. Без тени прежнего балагурства сказал тихонько:

— А вот позвольте вас спросить, господин городской... У вас с церквой как? Ходите в церкву?

— Хожу, как все, — сказал Тарик. — Пастырское поучение слушаю, молюсь, кружечную денежку опустить не забываю...

Нерадиво он ходил в церковь, как многие, — но не стоило сейчас об этом распространяться: неизвестно, как будет принято...

— Не соображаю я чуточку, — признался рыбарь. — Пока добирался до того места, где мы с вами встретились, четыре церкви видел, одна другой краше — одно слово, городские, — и люди туда ходили, а вот поди ж ты, маякает...

— Что? — спросил Тарик.

Еще раз оглянувшись по сторонам, рыбарь произнес чуть ли не шепотом:

— Нечистая сила, самая что ни на есть натуральная...

— Да неужто? — спросил Тарик с недоверием. — А вам не померещилось, любезный рыбарь? Сколько живу, не слышал, чтобы в городе объявлялась нечистая сила, да еще, надо полагать, средь бела дня: вы ведь сами говорили, что утречком приехали, не по темноте... Ходят по городу разные байки, я их с детства наслушался — и привиды, и чаровные звери, и ведьмочки, что порчу наводят и маленьких детей крадут... Только не слышал я, чтобы хоть что-то из этих пугалочек видел кто-то, кому верить можно. А тем, кто говорит, будто видел, — веры нет никакой: или записные вруны, или помрачение ума и зрения от неумеренного пития.

— Святое слово, своими глазами видел, пока по городу блукал! — сказал рыбарь, став очень серьезным, и в подтверждение сделал Знак Создателя, приложив большой палец правой руки ко лбу, к губам, к сердцу. — А вино я пил последний раз две недели назад, в честь особливо удачной ловли, и уж никак не до помрачения ума. И мозговыми хворями отроду не страдал, хоть кого в деревне спросите. Видел над одной крышей, как вон над той, зеленой, большущий такой цветок баралейника — не натуральный, а будто бы из черного дыма сплетенный, только ветром его не колышет и не развеивает. Стоит как все равно лодка на якоре, не покачнется, не колышется... А уж ежели цветок баралейника — дело ясное...