Ну, коли уж она по-взрослому... Тарик, приложив правую руку к сердцу, поклонился:

— Госпожа Тами, я душевно благодарен и принимаю ваше любезное приглашение без задних мыслей...

Ну, теперь плюньте в ухо тому, кто сбрехнет, будто политес не соблюден! Тами засмеялась — будто серебряные колокольцы прозвенели, и они вошли в дом, где Тарик не увидел никаких признаков утреннего вселения новых жильцов.

— Что ты так любопытно озираешься? — спросила Тами. — Дом как дом.

— Я здесь никогда раньше не был, — сказал Тарик, — и все равно кажется, что мебеля остались от дядюшки Пакула: очень уж аккуратно все расставлено, будто сто лет стояло на этом месте. Обои всегда изрядно выцветают, но остаются как новенькие там, где старая неподъемная мебель стоит. А здесь ни следа. Помню, года три назад папаня покупал новые мебеля, и они были другие по величине, пришлось потом в двух комнатах новые обои клеить, а то получалось нескладно...

— А ты глазастый, прямо как егерь, — сказала Тами одобрительно. — Дядя так и купил дом, со всеми мебелями, только мне пришлось кровать купить новую, тут такой не было. Хозяин так и продал, он уехал к сыну, а там все было... Вот сюда, в кухню.

Сразу видно, что кухню тетушка Лемат, служанка прежнего хозяина, содержала в большом порядке: плита на четыре горелки, как и кастрюли-сковородки на гвоздиках, начищена, все на своем месте, на кухонных шкафчиках и столе ни пылинки. Тарик покрутил головой:

— Так и кажется, что прежние хозяева только что ушли, ничего не забрав...

— Получается так, — безмятежно сказала Тами. — Напряжно было бы все свое везти с собой из Гаральяна, чуть ли не через все королевство. Только любимый чайник для настоя дядя с собой прихватил. Он любит настой горьких бобов71, и я тоже привыкла каждый день пить...

Там, куда она показала, и в самом деле стоял невиданный прежде Тариком чайник: не пузатый, а высокий, в школярской чертилке72 это учено называется «цилиндр», с длиннющим гнутым носиком и причудливой ручкой, располагавшейся не над крышкой, а сбоку. Богато живут гаральянцы — каждый день пьют настой. Тарик его не пробовал вовсе — не то чтобы родителю горькие бобы были не по деньгам, просто так уж повелось: Мастера средней руки считают, что с них и хороших сортов чая достаточно, а настой — забава дворян и вообще богачей.

— Никогда не пил настоя, — признался Тарик. — Интересно попробовать, расскажу потом...

— Он вкусный... ну, для того, кто привык, — сказала Тами. — Дядя варил утром, надо только разогреть...

Тарику показалось, что она смотрит на плиту чуточку беспомощно, и он осторожно, чтобы невзначай не обидеть, заметил:

— Тами, сдается мне, ты плиту разжигать не умеешь...

— Ни разу не разжигала, — призналась Тами чуть сконфуженно. — В Гаральяне у дяди были и служанка, и кухарка, а здесь мы еще не наняли... Вот костер я умею разжигать распрекрасно, сколько раз была на охоте...

— Тогда я похозяйничаю? — спросил Тарик.

— Ой, да пожалуйста! Тут и нужно-то настой подогреть...

— Столько же времени, сколько нужно, чтобы подогреть чай? — спросил Тарик, никогда прежде дела с настоем не имевший.

— Ага.

Отличный выдался случай показать красивой девчонке, с которой только что познакомился и сразу стал питать надежды, свою кухонную сноровку. По правде, кухарь из Тарика был плохой, но уж что-то разогреть он умел, не Малыш как-никак, это их к плите не допускают, да и Недорослям доверяют не сразу...

Он поднял крышку ящика и догадался правильно — там лежали синеватые полупрозрачные палочки «огневика», хорошего сорта, без вкраплений белесой породы: такие сгорают дочиста, и почти не приходится выгребать золу — ну да дядюшка Пакул был не беден... Тарик зачерпнул ладонью ровнехонько того, что было потребно, распахнул чугунную дверцу, высыпал «огневик» кучкой и плеснул воды мерным стаканчиком из луженой меди. Отпрянул, захлопнув дверцу, как раз вовремя: в дырочках дверцы вспыхнуло ало-золотое сияние, из горелки вырос невысокий язычок пламени — как раз достаточно, чтобы в два счета разогреть чайник. Подхватил высокий начищенный чайник и накрыл его донышком пламя. Сказал скромненько, отряхнув без нужды ладони:

— Ну вот, сейчас будет горячий...

— Ловко как у тебя получается... — заметила Тами.

— Давно уже на кухне маме помогаю, — сказал Тарик. — Могу даже поджарить земляной хруст до корочки, и не пересолить, и не передержать, так что вкусно получается...

Он не стал уточнять, что, кроме этого, ничего почти и не умеет, — в конце концов, он не хвастал, а кое о чем умалчивал, а это большая разница. Главное, Тами глядела на него, право же, чуточку восхищенно.

— А я вообще кухарить не умею ничуть... Зато на костре дикого зайца зажарю так, что пальчики оближешь.

— Часто на охоте бывала?

— Часто, — оживилась Тами. — У нас в Гаральяне на охоту часто берут и девчонок, если видят у них сноровку...

Ага! Усмотрев великолепный повод, Тарик спросил якобы

небрежно:

— Расскажешь как-нибудь побольше про охоту? Я в жизни не охотился, интересно послушать...

— Да сколько угодно! — к его радости, сказала Тами. — Ой, снимай быстрее настойник, а то он закипит и пена полезет!

Тарик проворно взял ручку настойника плоской подушечкой-прихваткой и поставил его, курившийся ароматным парком, на чугунную разляпистую подставку. Тами тем временем накрывала на стол — довольно-таки неуклюже, чуть не разбила овальную тарелку, явно ей и этого не приходилось прежде делать. А вот сыр и колбасу острым ножиком с темной деревянной ручкой резала сноровисто, аккуратными тонкими ломтиками — ну конечно, наловчилась на охоте. Интересно было бы попробовать зажаренного ею на костре дикого зайца, никогда не доводилось.