– Я все понимаю, – начинает Моника, как только они выходят на улицу.

– Ты встречаешься с Леоном, – спокойно напоминает Флоренс. – Тьяго в курсе?

– Флоренс, – та поднимает брови, – ты не так поняла. Мы с Леоном… как это назвать? Расстались. Хотя он бы сказал, что мы завершили наши отношения.

Ярость моментально исчезает: получается, Тьяго никто не обманывает. Может, она даже зря так завелась. На улицу выбежала, хорошо хоть, в драку не полезла.

– Извини. Я понимаю, что нам еще работать, и это нехорошо, – продолжает Моника. – И надо было рассказать раньше. Просто мы с тобой обе были заняты, нужный момент не появлялся.

– Нет, это ты меня прости, – кусает губы Флоренс. – Стоило говорить спокойнее. И место не очень подходящее.

– Можем пойти к Тьяго на кухню, – кивает та. – Им с Джеком точно есть что обсудить без нас.

Она оказывается права: пока Джек жарко объясняет что-то задумчиво кивающему Тьяго, им удается проскользнуть незамеченными. Кухня выглядит удивительным кусочком уюта посреди полузаброшенного района Квинса. Кирпичные стены, необработанная деревянная мебель и запах свежеиспеченных блинчиков делают это место похожим на настоящий дом.

– Давно у вас? – спрашивает Флоренс, усаживаясь на высокий стул.

– С прошлой среды, – отвечает Моника. – Тьяго с первой встречи звал на свидание, но я не хотела соглашаться, пока не разберусь в себе. Кстати, за это тебе спасибо.

– Мне-то за что?

– Я все время на вас с Джеком смотрела, – отворачивается она к огромному окну, выходящему на мусорку. – Когда вы расстались, вам обоим было настолько плохо… А потом этот фонд. Я все думала: а если мы с Леоном разойдемся, кто-нибудь из нас хоть что-то почувствует?

– Мне казалось, у вас все хорошо.

– А этого легко достичь, когда вам все равно, – морщит нос Моника. – Я, знаешь, его прямо спросила: как думаешь, мы бы сделали друг для друга то же, что Джек и Флоренс?

– И что он ответил?

Флоренс неудобно от этого разговора: она мнет пальцы, не зная, как поддержать Монику. И нужно ли.

– Это маловероятно. – Она очень похоже изображает ровный голос Леона. – Тогда я поняла: искала с ним то же, что всегда. Чтобы было легко. А я уже не хочу легко.

Моника поворачивается обратно, задумчиво морщась.

– Хочу по-настоящему. Может, в какие-то моменты будет сложно и даже больно, пусть.

– Ты уверена, что с Тьяго так?

– А как с ним по-другому? Или серьезно, или никак.

Она вздыхает и прикрывает глаза, собираясь с духом.

– Ты можешь быть против наших отношений, но они мне очень нужны. И ему тоже.

– Я не против, – отвечает Флоренс. – Правда, если вам обоим хорошо, занимайтесь чем угодно.

В глубине души она надеется, что Гэри скажет то же самое. Вероятность этого близится к нулю, но, если для него все давно закончилось, зачем ему быть против?

Джек и Тьяго находят их, когда Моника уже успевает рассказать об их первом свидании.

– Вы как здесь оказались? – хмурится Тьяго, вставая за спиной у Моники.

Та аккуратно берет его за руку и успокаивающе кивает.

– Секрет, – отвечает Флоренс. – Как прошло ваше знакомство?

– Я уже сообщил Тьяго, что он пока первый стоящий художник из всех, кого ты брала, – обнимает ее Джек, – и что он круто продешевил.

В глазах Моники отражается гнев, который чувствует Флоренс. Но, кажется, Джек шутит: он даже легко щипает ее за бок.

– Как хорошо, что ты не ездишь со мной на переговоры, милый.

– Все в порядке, Флор, – серьезно произносит Тьяго, – я точно торговаться не буду.

– Ну, мужик, – разочарованно тянет Джек, – она – галеристка, ты – художник. Вырви из ее глотки свой законный процент.

– Прерафаэлитам не повезло, что они умерли, – смеется Флоренс. – Ты был бы их самым яростным агентом.

– Ты мне только дай на пенсию выйти, – обещает тот. – Я вам всем, капиталистам, покажу.

Они выбираются из мастерской, когда до приезда Гэри остается всего час. Кажется, поездка Джеку на пользу: по крайней мере, у него поднялось настроение. Всю дорогу он болтает о том, насколько Тьяго талантливый и что им с Маттео нужно пообщаться.

– А детали ты видела? Там каждая стоит точно на своем месте. – Джек подает ей руку, помогая выйти из машины. – Мужик понимает, что делает. Какая разница, где он учился?

Они поднимаются в лифте, и у Флоренс снова становится тяжело на душе: им бы хотя бы речь свою повторить. Полвечера придумывали. Жаль, самому Гэри слова не раздали, чтобы он тоже знал, что говорить.

– Неужели так сложно остальным вкладывать в работы смысл? Если увижу еще одну херню, связанную из говна и ниток во имя борьбы за экологию, вздернусь! – распаляется Джек, возмущенно размахивая руками.