И всё-таки я начал с внешности. Другая одежда. Разумеется, я натянул комбинезон лишь после того, как промял его, повалял по полу и посадил на него несколько пятен, чтобы он казался уже поношенным. Потом я выкрасил волосы и при помощи геля придал им другую форму. Ватный тампон и немного коричневого грима придали моему лицу смуглоту, которая вкупе с усами сообщала мне вид южанина. Югослав или вроде того,описали бы меня потом люди, если бы им пришлось меня описывать.

Только не перегнуть палку, это главное. Выглядеть совершенно заурядно и быть незаметным – вот идеал, к которому я стремился.

Венчал всю процедуру мой излюбленный приём по части маскировки: изменение контуров лица. Этот приём был нацелен в первую очередь на видеокамеры в здании «Рютлифарма». Как и все видеокамеры, которые я видел, эти были смонтированы слишком высоко, так что у человека в головном уборе с козырьком могли захватить в лучшем случае подбородок. И именно подбородок поэтому не должен был оставаться таким, как есть. Поэтому я вырезал из сырой картофелины две подходящие вкладки, засунул их между щекой и нижней челюстью, и после некоторой подгонки, которая обеспечила мне более-менее нормальную дикцию, я сам с трудом узнавал себя в пятнистом зеркале над раковиной.

Потом настала очередь основной работы. Я встал посреди комнаты, расслабил плечи и руки, закрыл глаза и перестал быть Гуннаром Форсбергом. Отныне я был рассыльным по доставке пиццы, одним из миллионов рассыльных на этом свете. Напряжённая работа, которая не продвигает человека в жизни ни на метр, но всегда держит в движении. Пиццерия – его второй дом. Самое приятное – прийти незадолго до начала смены, когда гонка ещё не стартовала, и немного поболтать с ребятами из пекарни, поглядывая на девушку, принимающую заказы по телефону, и рисуя себе в воображении, каково бы оно было с ней… Но потом поступает первое задание по доставке горячей пиццы, которую надо доставить, и с этой минуты все мысли заняты лишь названиями улиц и переулков да лихорадочными расчётами, где лучше проскочить без пробок и найти парковку…

Я посмотрел на себя в зеркало. Руки у меня беспокойно тряслись, всё тело – напряжённое, изготовившееся к прыжку, под адреналином. Точный, быстрый и всегда готовый к рывку. Отлично. Я сунул в карман деньги, а больше мне ничего не требовалось, кроме головы. Открыл дверь в коридор. Никого не видно. Спустя две секунды я был на улице.

Перед пицца-сервисом на Боргмэстергатан я ненадолго отставил свою новую роль и попытался вместо неё казаться усталым рабочим, который возвращается с утренней смены. Еле волоча ноги, я забрёл внутрь, заказал пиццу-кампаньолу – салями и лук, мой любимый сорт, – и ждал, позёвывая и моргая, когда она будет готова, а расплачиваясь, попросил:

– Скажите, не могли бы вы продать мне одну из этих стиропоровых коробок, в которых вы развозите заказы? Мне до дома ещё далеко, а так хочется донести пиццу горячей.

Девушка на кассе, измученная угрями, посмотрела на штабель серо-зеленых коробок, которые громоздились в углу у входа на кухню, и скептически помотала головой.

– Вообще-то нет. Они нам все нужны.

– Ну, в виде исключения. Если нельзя купить, хотите, я оставлю вам залог, а завтра верну. – Чего я даже близко не собирался делать. – Может, хоть какую-нибудь, немножко подпорченную?

Она поняла, что я не оставлю её в покое. И она не ошибалась: от этой стиропоровой коробки зависело очень многое.

– Я спрошу у шефа, – буркнула она и скрылась за бисерным занавесом, который призван был загораживать пекарню и её тайны от клиентов, не препятствуя беготне кельнеров.

Шеф тут же вышел – толстый, обсыпанный мукой мужчина с надменной повадкой, говоривший по-шведски с акцентом южных стран.

– Клиент у нас царь и бог, – сказал он с медоточивой небрежностью и достал из-под прилавка стиропоровую коробку с трещиной на боку. Наверняка она давно служила там корзиной для бумаг. – Вот, пожалуйста. И приятного аппетита.

– Сколько я вам должен?

– За счёт фирмы, – елейно ответил он.

– Буду рекомендовать вас всем знакомым, – соврал я, вызвав на его лице обрадованную улыбку.

Затем я поехал со своей коробкой на автобусе и на метро на Сергельгатан, не привлекая к себе внимания других пассажиров. Я торопливо подошёл по пассажу к нужному мне зданию, а там к приёмной стойке, причём на последних метрах полностью перевоплотился, вошёл в свою роль и попытался иметь такой вид, будто эта пицца – как минимум двадцатая за сегодня и моя машина стоит с работающим мотором в абсолютно запрещённом для остановки месте.

Портье возмущённо оглядел меня.

– Доставка пиццы? – повторил он таким тоном, будто я доставляю радиоактивные отходы. – Об этом мне ничего не известно.

Я пожал плечами. Я был всего лишь посыльный и всего лишь спешил. Я протянул ему счёт из пиццерии вместе с шариковой ручкой, которая, на мой взгляд, убедительно довершала заказ.

– Вот. Йохансон, девятый этаж, фирма «Рютлифарм».

Мужчина за стойкой из тикового дерева ещё раз пробежал глазами свой список на допуск, который, разумеется, не содержал соответствующей строки.