Не иначе судно наткнулось на морское создание, быть может, крупную акулу или кита, и проткнуло его: видимо, внутренности или шкура этого животного пристали к корпусу корабля. Потому что пахнет явно дохлым или разлагающимся животным. (Нет нужды говорить, что у гаитянского короля Дюфи свои зловещие теории, но человеку разумному пристало рассуждать с позиции разума.)

Вот уже некоторое время я отвожу полчаса в день на прием пассажиров: любой, кто желает меня видеть, может явиться ко мне — разумеется, только по вопросам, не требующим отлагательства. (Лисон отделяет зерна от плевел — мера необходимая, учитывая растущий спрос.) Сегодня в урочный час ко мне в каюту пришла пара из числа трюмных пассажиров и объявила о желании сочетаться браком. А поскольку по-английски они не говорят, то захватили с собой посредником Уильяма Суэйлза, того калеку, о котором я упоминал. И правильно сделали, иначе я нипочем не разобрал бы, что они говорят на своем непонятном, но не сказать чтобы вовсе неприятном наречии. Суэйлз поздоровался со мною и признался, что рад оказии снова видеть меня. Я попытался приветствовать юную пару на их гэльском языке — «джи-а гвитч» — и, признаться, небезуспешно, поскольку они радостно кивнули и ответили мне тем же. «Слава Богу в этот день», — кротко рассмеялся Суэйлз, и мы переглянулись, как партнеры, дожидающиеся начала танца, но танец, увы, так и не начался.

Чрез моего оборванного учителя молодые люди объяснили, что им не раз доводилось слышать, будто бы капитан в море имеет право совершать браки. Я ответил (опять через Суэйлза), что это не принято, вопреки описываемому в дамских романах. На деле же я не вправе проводить никакие законные церемонии (за исключением похорон и казни пленных во время войны), а потому и посоветовал им подождать до Нью-Йорка и там найти городскую контору, которая имеет законное право отправлять подобную деятельность. (Как говаривал капитан Блай, «брак, заключенный в море, действителен лишь до прихода в порт».) Не знаю, точно ли Суэйлз передал им мои слова, но молодые люди помрачнели. Кажется, он произнес нечто в этом роде: «Шей дир он баддак нок вил бреш би лефойл» [53] .

Я пожелал узнать, как долго они знают друг друга. Они ответили, что всего две недели: познакомились на борту. (Он с островов Бласкет, она с Аран.) Тогда я спросил, известна ли им старая поговорка: «Жениться на скорую руку да на долгую муку», они ответили, известна, по крайней мере, так сказал Суэйлз, но они влюбились друг в друга. Юноше восемнадцать, девица годом моложе, темноволосая барышня (я никогда не видал таких прелестных глаз!). Нетрудно вообразить, что бедолага при виде этакой красоты потерял голову: девица похожа на мою жену в молодости.

Я повторил, что не вправе отправлять подобные церемонии, и посоветовал им потерпеть одиннадцать дней, присовокупив, что срок этот не так уж долог, в особенности для счастливой пары, которая намерена прожить вместе целую вечность. Они ушли, не скрывая печали, Суэйлз попросил их подождать за дверью.

Мы с ним посмеялись над безрассудством юного пыла. Я сказал: если б мне давали гинею всякий раз, как я желал жениться на красавице, с которой мы две недели целовались и предавались прочим молодым глупостям, быть бы мне самым богатым человеком во всей Великобритании. Он расхохотался и хлопнул меня по спине — жест, неприятно поразивший меня своим амикошонством. Суэйлз добавил, что вот уже несколько дней и ночей надеялся встретить меня на палубе, подолгу ждал меня, но так и не увидел бы, не случись сегодня утром счастливого совпадения с этой молодой парой. Я объяснил, что очень занят, обязанности капитана корабля, за которые я получаю жалованье, не позволяют мне тратить время на пустую болтовню с пассажирами, однако надеюсь, что вскоре нам с ним представится случай пообщаться.

Суэйлз признался, что очень желал бы поступить на службу к лорду Кингскорту, буде выпадет такая оказия, а плыть нам осталось недолго. По его ело вам, он опасается, что, когда мы приедем в Нью Йорк, лорд Кингскорт с семейством продолжит путешествие, и он утратит этакую возможность.

Я ответил, что два дни назад обмолвился лорду Кингскорту о его желании, но тот ответил, что не нуждается в его услугах, поскольку у них уже есть служанка. Однако ассигновал мне пять шиллингов для передачи Суэйлзу вместе с его благословением. Что я послушно и исполнил. Но этот неблагодарный не очень-то обрадовался. Я спросил, в чем дело, и он сказал, что пять шиллингов в рот не положишь, равно как и десять тысяч. На этом я с ним распрощался. Обязанности капитана значительны и велики, однако же в них не входят поиски места для нахальных дураков (пока что).

Он ушел, зашли другие пассажира, и Лисон сообщил, что Суэйлз несколько дней просился ко мне на прием, клялся, что мы с ним закадычные друзья, и все такое прочее. На это я ответил: жаль, я не могу разорваться на части в угоду каждому олуху на судне. Вот червяк, сказал Лисон. (Впрочем, не имея намерения оскорбить.)

Вечером, проверяя приборы на баке, я заметил молодого человека, желавшего жениться: он, как ни в чем не бывало, миловался с другой богиней, красавицей Хелен с копной золотистых волос. Значит, этот бласкетский Парис вполне оправился от перенесенного разочарования! Вот вам и юная любовь. Поначалу жаркая, как сирокко, она так же стремительно остывает или принимает новое направление.

О Бонапарте слышал, но кто таков, не знает, слышал и о Шекспире, но не знает, жив тот или помер, да и не заботится о том. Кажется, некто с похожей фамилией держал девку [проститутку] и жил припеваючи, но был так суров, что, помри он, было бы лучше. Королеву видал, но как ее звать, вспомнил не сразу, слыхал и о Боге, который сотворил мир. Когда именно слыхал о нем, не помнит. Никогда не слышал о Франции, однако слышал о французах, об Ирландии тоже слышал. Где она, не знает, но вряд ли далеко, иначе оттуда в Лондон не приезжало бы столько народу. Предположил, что они всю дорогу от Ирландии до Лондона идут пешком.

Разговор журналиста Генри Мэйхью с неизвестным торговцем из Ист-Энда

В которой читателю для его нравственного воспитания предлагается вопиющая хроника падения Пайеса Малви в болото преступности и мошенства — а также последствия, к которым неминуемо приводит подобное поведение

В ночь, когда Пайес Малви ушел из Коннемары, на западное побережье Ирландии обрушился ураган и за считанные часы повалил двадцать тысяч деревьев (как сообщила на следующий день лондонская «Таймс»). Ветер бушевал неукротимо, но наибольший урон причинили деревья. Они перекрывали дороги, запруживали реки, ломали церкви, хижины, дома. Буря неистовствовала по всему западному побережью от островов Скеллиг в графстве Керри на юге до северной оконечности Донегола. Сдуло и разметало десятки мостов. В Слайго двое погибли в обвале, в Клэре женщину убило молнией. В оксфордском Новом Колледже некий аристократ из Кашела опубликовал в студенческой газете статью о том, что графство навеки утратило привычный облик.