Шрифт:
— У меня есть невеста, — скорчил морду граф Нейрандес, пытаясь прервать словоизлияние ехидной бабки.
— Ой, можно подумать! — не унимался призрак старушонки. — Есть ли, нет ли. Совести вот точно нет! Это ж надо, девку, от тебя пузатую, кинуть да с земель прайда тишком спровадить. Стыдоба. Доразвлекался?!
Огромная когтистая лапа выведенного из себя льва стремительным взмахом прошла сквозь горбатый старушечий силуэт.
— Ох, щекотно… — хихикнула безумная бабка. — Что, правда для таких гордых и будто бы приличных графов как репей под хвост? Сам виноват! У-у-у, глаза твои бесстыжие. Смотри, до чего дитя довел! Ее и во второй ипостаси затроило, не только в пограничном полуобороте. Что же будет, если девкой попробует перекинуться? Или вообще не сможет…
Бабка с любопытством уставилась на Кейтсу.
— Девонька, а ты бы того… показала бы личико-то? Пока никто не видит, значит. Ну… — она оглядела собравшуюся полуночную компанию, — пока только свои почти и наверняка никто не разболтает, если что.
Ее морщинистый кулак потряс в сторону дерева с братьями Маерши, явно намекая, чтобы троица даже думать не смела. Впрочем, парни и так понимали, что туда, где все завязано на вельможном родстве, им, обычным мелкопоместным котикам, лучше не соваться. Целее будут.
— Пусть сначала он. — Сложив крылья и спрятав жало в пушистую кисточку на покрытом чешуей хвосте, мантикора кивнула в сторону новоявленного папаши.
Граф вроде бы и не возражал, но вот что-то у него не заладилось.
— Не выходит. Твои проделки? — Львиная морда оскалилась в сторону покойной старухи.
Та облетела его по кругу, позакатывала глаза, потеребила губу и задумчиво буркнула:
— Нет. Но похоже, я знаю, как это работает. Тогда, конечно, не вышло, я не захотела связываться. Может, и надо было… — Бормотание Лодраш было никому не понятно, но привидение это мало заботило. — Но если попробовать… Мать-то у девчонки умерла, а значит, есть шанс, хоть и небольшой.
— Какой шанс?! Говор-ри, ведьма! — Его милость опять психанул, взревев дурниной на весь мирно спящий ночной лес.
— Какой-какой? Простой. Ищи себе невесту да женись. У алтаря-то колечко спадет да на пальчик наденется. Спадет кольцо — вернется и оборот. — Бабуля, похоже, развлекалась, решив в виде призрака оттянуться за счет сиятельного льва на всю катушку. Ты, балбесина гривастая, дочь-то признавать собираешься? И хотелось бы все же знать: как все так получилось?!
— Хотелось бы… — Негромкий голос вернул все внимание обратно к мантикоре. Точнее, к Кейтсе. Девушка все же решилась принять человеческий облик и теперь зябко поводила плечами в ночной прохладе.
Бывшие когда-то серо-пепельными брови и волосы приняли густой темно-синий, почти черный, цвет, глаза по-прежнему остались красивого медово-янтарного оттенка, а вот кожа синей быть перестала. С лица исчезли наросты, с рук чешуя.
«Просто красивая девушка с необычным окрашиванием и цветными линзами, — подумала про себя Валерианна, разглядывая новый облик соседки по дому. — Разве что одежда кошмар и худая, как будто год голодала».
Карга Лодраш не преминула и этим потыкать графу в глаза:
— Вот. Оборванка твоя наследница, чистой воды нищебродка и оборванка! Как меня тогда нашла, так и сейчас. Одета в тряпье и тощая, аж смотреть больно. И все ты!
— Они сказали, что Луиза сбежала. — Лев ссутулился и словно постарел лет на двадцать. — Сказали, что предложили ей денег, чтобы она уехала. Я пытался напасть на след, но не смог. Нюх подвел. Только и нашел свидетелей, что ее видели с каким-то мужчиной в тот день. Родители сказали, что она просто не посмела мне отказать тогда, а любила совсем другого.
— А ты и рад был поверить! Пентюх! — припечатала старушенция, и тут Валерианна была с ней согласна. История стара как мир, но прямо так сразу поверить родителям, которые явно были против девушки из народа? Что-то темнит его милость когтистая. Недоговаривает.
Кейтса тоже была молодой, но не наивной. Поскиталась девчонка, по чужим людям пожила и навидалась всякого, чтобы прийти к тому же выводу.
— Почему вы с ней не поговорили? Можно же было как-то разыскать! Нанять ищеек, в конце концов! — В голосе девушки звучали надрыв и боль. — Может, тогда она осталась бы жива.
— Я… я… — Видеть, как оправдывается задавленный обвинениями взрослый оборотень, переосмысливший ситуацию, было неприятно. — Разозлился сильно. Ревновал… Я же тогда был в доме, где она снимала комнату… я ей снимал… — Огромный лев посмотрел прямо в глаза дочери. — Ее запах изменился. Он стал не такой. И еще там был запах мужчины, которого она не боялась, и значит, он был ей не чужой. Его я тоже не смог выследить. Ну и подумал…
— Тетка рассказывала, что мама пришла к ним в дом еле живая. Вся в синяках и с большим животом. Все, что у нее было, это кольцо. Говорить она почти не могла. Только плакала, а рожая меня, умерла.