Он молча доводит меня до моей комнаты. И когда я уже открываю дверь с неприязнью в голосе сообщает:

— Переоденься. От тебя воняет.

И уходит дальше по коридору.

Слышать такое от него обидно. Ну, конечно, одежда впитала неприятные запахи камеры! Но ведь это он меня туда посадил. Я это так не оставлю! У него нет никакого права так со мной обращаться!

Я снимаю платье и кладу у двери на стул: надеюсь его догадаются постирать. Пусть платье и не испачкалось, но имеет стойкий неприятный запах сырости и грязи. А у меня оно теперь будет ассоциироваться с холодом камеры в подземелье.

Диадему я пристраиваю с ухмылкой на пафосную подушечку на тумбочке. Это всё теперь выглядит так нелепо. Даже то, что я жена Дракона не спасло меня от камеры. Это пафосный символ власти ничем мне не помог.

Ночью я сплю беспокойно: мне снится Ролдэн, который разгуливает по комнате голым, как в первый день, а я лежу на кровати и любуюсь его мощной статной фигурой. И в этом сне он принадлежит только мне и нет никакой Марики ни в его жизни, ни в моей. И верен он только мне.

Но когда я просыпаюсь, то недовольно морщусь от собственного глупого сна. Конечно! Так Ролдэн взял и внезапно превратился в принца из сказки. В такое поверит, тоько совсем уж дурочка.

Но у меня есть план, как все же заставить Ролдэна относиться ко мне, хотя бы по-человечески.

На столике уже стоят: голубая тарелка с золотистыми оладьями, на этот раз три вида варенья и мед. В большой кружке налито теплое молоко. Мне надо спешить, пока не начался очередной прием, но от оладий исходит настолько потрясающий аппетитный запах, и я не могу удержаться, поэтому быстро заталкиваю одну из них в рот.

Я и сегодня, и вчера даже не слышала, как служанка принесла завтрак. Слуги в замке Дракона подобны услужливым приведениям. У нас же дома они были довольно шумными, а уж когда ими стала управлять мягкая Софи и совсем распустились. Адора явно держит всех в ежовых рукавицах.

У зеркала я привожу себя в порядок. Я надеваю кремовое платье с золотой вышивкой, которое красиво переливается на свету. На голову надеваю диадему: пусть Марика знает свое место, и другие пусть не забывают, кто я здесь. Хотя меня и не спасло это украшение вчера, но хотя бы какой-то статус я с ним имею.

Пуховкой я наношу пудру, чтобы скрыть синяки под глазами. От того, что я вчера перенервничала, я имею слишком бледный вид, и мне приходится и это исправлять.

Я приоткрываю дверь и выглядываю в коридор. Ролдэна нигде не видно и это отличная новость. Он точно постарается мне помешать, если поймет, что я задумала.

Только я не совсем понимаю в какую сторону мне идти. Выбираю идти направо, потому что точно знаю, что спальня Ролдэна налево.

Я иду, постоянно оборачиваясь. Кроме Ролдэна ведь есть еще вездесущая Марика, которая тоже за мной следит.

Я вижу дверь и припадаю к ней ухом. А как еще понять чья это комната? И мне абсолютно не стыдно за то, что я подслушиваю.

За дверью звучит холодный командный голос матери Ролдэна — Адоры. Она кого-то отчитывает за складку на платье. С Адорой мне хочется встречаться меньше всего. Вот кто точно ко мне относится хуже Ролдэна, просто у нее меньше прав на то, чтобы издеваться надо мной.

Я на цыпочках отхожу от двери и иду дальше.

Еще одна дверь. Прижимаюсь щекой к теплому дереву и… тишина. Я усиленно вслушиваюсь и, наконец, различаю шуршание бумаги. Возможно, эта комната, которая мне нужна.

Я приоткрываю дверь и, слава богу, она не скрипит. Я осторожно заглядываю в комнату и вижу отца Ролдэна, который сидит за столом и читает какие-то бумаги. Это явно его кабинет. Вдоль стен стоят шкафы с книгами и папками, а в центре только стол, обтянутый зеленым сукном и кресло, в котором он сидит. Напротив стола стоит кресло для посетителей.

Я прикрываю дверь, а потом стучу, чтобы соблюсти правила приличия.

— Войдите, — позволяет он. И вот теперь вхожу, так словно и не подглядывала секунду назад.

— А, Лаура, — он бросает на меня быстрый взгляд. — Садись. Что ты хотела?

Я сажусь и аккуратно расправляю платье, пытаясь понять с чего бы начать тяжелый разговор.

Отец Ролдэна красивый, той красотой, которая делает мужчину в возрасте интересным и мужественным, и сразу видно в кого пошел сын.

— Ты о чем-то хотела поговорить? — Дайого еще раз спрашивает, не отрывая взгляда от бумаг на столе.

— Ваш сын ненавидит меня, — выпаливаю на одном дыхании, пока хватает смелости. — Он запер меня в камере!

Дайого отрывается от бумаг и внимательно смотрит на меня, словно ему кажется, что я обманываю его, и тот не мог так поступить.

— Рикардо, — произносит он громко вслух, и тут же дверь приоткрывается, и в появившуюся щель просовывается голова.

— Я здесь, господин Дайого.

— Позови Ролдэна.

Слуга исчезает, а Дайого опять начинает читать бумаги.