В тот вечер на повестке дня у Готти стоял список кандидатов на вступление в боргату Гамбино. Оглядев подражателей, Готти назвал свои приоритеты. «Ладно, вот что я тебе скажу, Сэм. Я хочу назвать несколько имен, пять или шесть. Я не буду. Я стараюсь не заставлять людей (неслышно). Мне нужны парни, которые сделали больше, чем просто убили».

Вместе с Локасио (чей сын был мафиози) Готти, казалось, был обескуражен трудностями поиска новых способных солдат. Демографические изменения мешали традиционной программе вербовки мафии. Солидные итало-американские кварталы исчезали по мере того, как жители переезжали в пригороды, а более образованное поколение молодых людей выбирало жизнь законных профессионалов, а не чванливых мафиози. Кадровый резерв мафиози сокращался.

«И где мы их найдем, таких парней?» — риторически вопрошал Готти. риторически спросил Готти. — Фрэнк, я не пессимист. Становится все труднее, а не легче! У нас есть все, что может пригодиться. Оглянись вокруг, спроси когда-нибудь своего сына, забудь, кто ты, что ты. Поговорите с сыном, как с ровесником. Поставьте себя в его возрастную категорию, и пусть он расскажет вам, какие хорошие дети есть в округе, кроме тех, что с вами... Вы понимаете, что я пытаюсь сказать? Я говорил вам пару недель назад, что у нас осталось всего несколько карманов хороших детей».

Еще одним доказательством того, что Готти был абсолютным властелином, стало признание в том, что он заплатил 300 000 долларов адвокатам, занимавшимся апелляциями его бывшего подчиненного Джо Пайни Армоне и консильери Джо Н. Галло. Он был возмущен гонорарами, выплаченными Брюсу Катлеру и Джеральду Шаргелю, адвокатам по делу о нападении на О'Коннора. «Чем все закончится? Преступная семья Гамбино? Это преступная семья Шаргеля, Катлера и как их там. Хочешь воровать? Ты и твоя гребаная мать».

Готти рассказал Гравано и Локасио, что в разговоре с Катлером адвокат пожаловался, что тот делает его «мальчиком на побегушках», требуя выяснять, не намечается ли очередной «щипок». «Мы делаем тебя мальчиком на побегушках, — возразил Готти. — Высокооплачиваемым мальчиком на побегушках. Брюс, что еще хуже».

В заключение он попенял адвокатам за то, что они пытались задобрить его обещаниями верности. «У них теперь своя рутина, у этих двух адвокатов. Я называю их «Мук и Блядь». Когда я вижу Брюса, он говорит: «Привет, Джерри тебя любит». «Он на 100% в твоем углу»; когда я вижу Джерри, «Привет, Брюс любит тебя. Он на 100% в твоем углу». Я знаю, что вы оба меня любите? Оба, блядь, (неслышно). Я не думал (смех), что вы тупые ублюдки, понимаете?».

14 января 1990 года Готти был бодр и уверен, что если его оправдают на процессе О'Коннора, то он больше никогда не подвергнется преследованию. «Они больше не смогут вынести никакого наказания, Сэмми, — сказал он Гравано. — Нет, если я выиграю этот процесс. Если я проиграю, забудьте об этом. Но если я выиграю, как, черт возьми, они смогут, знаешь, они будут в ударе. Как будто ты продолжаешь драться с парнем, а он нокаутирует тебя в первом раунде. Ты что, шутишь, что он сможет продержаться второй раунд? Минчиа! (Легковерный идиот)».

Даже когда его разговоры тайно записывались, угроза правительственной прослушки и «жучков» не давала покоя Готти. Об электронной слежке он думал, когда 24 января встречался с Гравано и Локасио. Ему пришлось признать, что он был главным преступником, что его собственные слова, записанные с помощью «жучков» в клубе «Бергин», стали главной уликой против него в деле О'Коннора. «Меня тошнит от того, что мы были так чертовски наивны. Я, номер один».

Чтобы помешать правительству, он хотел, чтобы все члены семьи были предупреждены, что неосторожные слова будут жестоко наказаны. «И отныне, — сказал он, — я говорю вам, что если парень только упомянет «Ла» или захочет сказать «Ла, ла, ла, ла». Он просто скажет «Ла», парень, я задушу этого хуесоса. Понимаете, о чем я? Ему не нужно говорить «Коза Ностра», просто «Ла», и они уходят».

Несколько минут спустя Готти, казалось, забеспокоился, что его продолжающийся судебный процесс и возможный приговор могут подтолкнуть диссидентов в семье. На самом деле у него был рапорт о нелояльности одного солдата. Не называя виновного, Готти предложил решение для любого, кто бросит ему вызов. «И его надо выпороть! Потому что он получит то же самое, по той же причине, что и Джелли Белли. Вы хотите бросить вызов администрации? Что ж, мы примем вызов. А ты уйдешь, ублюдок». (Джелли Белли — это отсылка к 300-фунтовому солдату Гамбино Луису ДиБоно, который был застрелен в своей машине, припаркованной в подземном гараже Всемирного торгового центра).

В зимние месяцы встречи в квартире Чирелли были для Готти заметно комфортнее и удобнее, чем прогулки по морозным улицам. Но в середине января Готти получил намек на то, что уютная квартира могла быть обнаружена правительством. Очевидно, тревога была вызвана тем, что прокуроры Южного и Восточного округов вели в отношении Готти дублирующие друг друга и конкурирующие расследования. Уолтер Мак, федеральный прокурор Южного округа Манхэттена, расследовал убийства Кастеллано-Билотти в стейк-хаусе «Спаркс». Неохотно свидетелем перед большим жюри выступил Джимми Браун Фаилла, капо Гамбино, который ждал Кастеллано в ресторане в ночь убийства. После заседания большого жюри Фаилла сообщил Готти, что его спрашивали, встречался ли он когда-нибудь с Готти и где. Этот вопрос о местах встреч, хотя и не касался конкретно квартиры, был тревожным сигналом, который помог убедить Готти отказаться от использования квартиры.