Сам опытный убийца, Гравано был готов к встрече с командой киллеров, которая, как он знал, рано или поздно начнет его искать. Он всегда был вооружен, носил пуленепробиваемый жилет, часто переезжал в разные квартиры, которые оборудовал мощной сигнализацией, и держал в доме сторожевую собаку.

Одним из тех, кому было поручено убить Гравано с помощью бомбы или пистолета, был его шурин Эдвард Гарафола, который без труда узнал бы его. Назначенные киллеры выследили Гравано, но их усилия были пресечены полицией Аризоны. Прежде чем мафиози успели расставить ловушку для Сэмми, он оказался в тюрьме по обвинению в употреблении экстази.

Еще одна загадка из прошлого Гравано всплыла в 2003 году, когда профессиональный убийца из преступного мира Ричард Кукински обвинил его в убийстве нью-йоркского детектива-изгоя в 1980 году. Отбывая четыре пожизненных срока в Нью-Джерси, Кукински утверждал, что Гравано дал ему контракт и снабдил дробовиком, из которого был убит детектив Питер Калабро возле своего дома в Сэддл-Ривер, Нью-Джерси. Гравано не признал себя виновным в этом «холодном деле», а прокуроры округа Берген, штат Нью-Джерси, отказались назвать мотив убийства. Но после убийства Калабро его стали подозревать в том, что он состоял на службе у банды Гамбино, занимавшейся кражами автомобилей. Кукински, который был одним человеком из «Убийства в корпорации», хвастался, что совершил более сотни убийств для мафии и других клиентов. Его прозвище — «Ледяной человек», что является отсылкой к его обычаю замораживать тела своих жертв перед тем, как избавиться от них.

Оглядываясь назад, можно сказать, что правительственные чиновники и судья Глассер, в совокупности ответственные за мягкий пятилетний приговор Гравано, были движимы своей навязчивой идеей: разрушить мифы о непобедимости Джона Готти и его способности превзойти их в зале суда. Федеральные власти преувеличивали значение Гравано, его помощь в осуждении Готти и предполагаемое изменение его характера. Позднее прокуроры признали, что показания Гравано были захватывающими, но не решающими, за исключением осуждения Готти по обвинению в программировании убийства Пола Кастеллано. Одних только пленок Рэйвенита, уличающих Готти в трех других убийствах, было бы достаточно для вынесения обвинительного приговора и автоматического пожизненного заключения. Защищая свои рекомендации о максимальном снисхождении к Сэмми Быку, прокуроры и агенты преувеличивали эффект пульсации, который он вызвал, побудив других членов Козы Ностра к дезертирству. (Суровые наказания, предусмотренные РИКО, и финансируемая правительством программа защиты свидетелей уже привели к тому, что мафиозные певчие птицы стали рекордным урожаем). Правильно или нет, но чиновники рекламировали Гравано как незаменимого человека, который осудил многочисленных убийц и рэкетиров до того, как они смогли нанести еще больший неисчислимый вред всему обществу.

Однако, оценивая вклад Гравано, система уголовного правосудия упустила из виду его эгоистичные мотивы и погрузила его гнусную криминальную биографию. Он переметнулся на другую сторону, прекрасно понимая, что гора улик против него с пленок Рэйвенита — это гарантированный билет в пожизненное заключение. У него не было другого выхода. Как и все мафиози, попавшие под действие РИКО, он знал мантру обвинителей о мягком приговоре, чтобы склонить к сотрудничеству свидетелей: «Первым пришел (сотрудничать), первым вышел (из тюрьмы)». Даже максимальный срок в двадцать лет был выгодной платой за девятнадцать убийств и его отвратительный послужной список в качестве младшего босса. Контракт, который подписал Гравано, чтобы дать показания в качестве свидетеля обвинения, был самой удачной кражей в его криминальной карьере — и он это знал.

«Он получил сделку всей жизни», — сказал Брюс Моу, бывший глава отдела Гамбино, оценивая трудности воспитания отступников из мафии. «Использовать некоторых из этих парней — все равно что приручить волка. Вы можете кормить их с руки, но они все равно остаются волками, и вы никогда не сможете им доверять. Сэмми был из этой категории».

Находясь в заточении в федеральной тюрьме, в тысяче миль от семьи Коза Ностра и личных родственников в Нью-Йорке, Джон Дж. Готти не собирался отказываться от титула босса «Гамбино». Это было священное правило, установленное в 1931 году при создании американской мафии, согласно которому крестный отец может быть смещен только в результате смерти или отречения от престола. И в 1992 году Джон Готти воспользовался этим мандатом. Из «жучков» в клубах Гамбино и донесений информаторов ФБР знало, что он намерен сохранить видимость власти и право голоса при принятии важных политических решений. Правительство было не менее решительно настроено сорвать его планы, сделав условия его содержания в тюрьме как можно более обременительными. Бюро тюрем отправило его в самое строго охраняемое на тот момент пенитенциарное учреждение — «исправительное заведение» повышенной безопасности в Мэрионе, на юге Иллинойса. Открытое в 1963 году вместо угнетающего Алькатраса, Марион было предназначено для 350-370 заключенных, которые были классифицированы как опасные или создавали проблемы с дисциплиной в других тюрьмах.

Готти, обозначенный как заключенный под номером 182-053, был помещен в самый строгий блок камер Мариона на неопределенный срок одиночного заключения. Большинство дней он проводил взаперти от двадцати одного до двадцати трех часов, общаясь только с охранниками. Еду ему передавали на металлическом подносе через щель в двери камеры. Единственной сменой одежды привередливого Дэйпера Дона были одинаковые комбинезоны, а его постоянным окружением была камера с бетонными стенами размером шесть на восемь футов, в которой находились туалет и умывальник из нержавеющей стали, кровать из бетонных плит шириной восемнадцать дюймов, покрытая тонким матрасом, и 12-дюймовый черно-белый телевизор. Каждый день в качестве отдыха ему разрешалось ходить, скованным по рукам и ногам, в течение пятидесяти минут по узкому ярусу внутри тюрьмы длиной тридцать шесть футов. Раз или два в месяц он вместе с другими заключенными дышал свежим воздухом в небольшом прогулочном дворике на открытом воздухе. Единственными разрешенными посетителями были адвокаты и родственники, которые могли видеть его два раза в месяц, отделенные от него стеклянной стеной, и разговаривать с ним по телефону. Вся входящая и исходящая почта проверялась тюремной администрацией.

В течение первого года заключения Готти мог питать надежду, что адвокаты добьются отмены его приговора. В течение восемнадцати месяцев эта надежда угасла. Самый весомый довод его апелляции — о том, что дисквалификация Брюса Катлера лишила его выбранного адвоката и справедливого судебного разбирательства, — был единогласно отклонен Апелляционным судом США по второму округу. Суд постановил, что Катлер «предположительно в значительной степени впутался в деятельность преступной семьи Гамбино», и он был надлежащим образом исключен из процесса. (В 1994 году Катлер был осужден за неуважение к суду за нарушение предписания судьи Глассера, запрещавшего адвокатам защиты и обвинения давать комментарии СМИ. За нападки на обвинение в интервью Катлер был приговорен к девяноста дням домашнего ареста и отстранен от практики в Восточном округе на шесть месяцев. Это крайне редкое обвинение против адвоката вызвало обоснованный протест со стороны гражданских либертарианцев и журналистов как злоупотребление правом Катлера на свободу слова и как предвзятая попытка помешать адвокатам энергично представлять интересы обвиняемых в организованной преступности).

Защита Готти также утверждала, что Гравано, главный свидетель обвинения, лжесвидетельствовал на суде и что прокуроры скрыли доказательства его причастности к нераскрытым убийствам и торговле кокаином. Эти утверждения были отклонены как необоснованные. (Решения по апелляциям были приняты за шесть лет до ареста Гравано за наркотики в Аризоне).

Когда в 1994 году Верховный суд отказался рассматривать апелляцию Готти, вся семья Гамбино поняла, что их босс обречен. Хотя его судьба была предрешена, Готти, следуя по стопам Кармине Персико, заключенного в тюрьму босса Коломбо, задумал сохранить за собой высший титул и основать династию Коза Ностра. Наследником стал старший из двух его сыновей, Джон Анджело, широко известный как «Младший». (Второе имя младшего было дано в честь бывшего соратника отца по преступной группировке Анджело Руджеро). Другим важным мотивом были деньги. Пока Готти был неоспоримым боссом, огромная часть незаконных доходов семьи продолжала поступать к его сыну и другим родственникам.