Возможно, Костелло и не захотел бы сотрудничать, но швейцар его дома, Норвал Кит, вычислил подозреваемого по картотеке мошенников. Он опознал Винсента «Чина» Джиганте, шофера и мускулистого человека Вито Дженовезе, имевшего судимость за букмекерство, угон автомобилей и другие мелкие преступления. Двадцатидевятилетний Джиганте, бывший борец в полутяжелом весе, после перестрелки исчез на три месяца, а затем добровольно сдался. На суде над Джиганте в 1958 году по обвинению в покушении на убийство Фрэнк Костелло выступал в качестве неохотного свидетеля обвинения. Под присягой Костелло признался, что был бутлегером, букмекером, оператором игровых автоматов и владельцем игорного клуба в Новом Орлеане. Но, добавил он, сейчас он на пенсии.

Улыбаясь на протяжении большей части своих показаний, Костелло стал серьезным, когда впервые рассказал свою версию нападения, которое едва не стоило ему жизни. «Я вошел через парадную дверь в фойе. Я услышал выстрел; в тот момент он показался мне петардой. В тот момент я не придал этому значения. Затем я почувствовал что-то мокрое на лице. Это была кровь, и я понял, что в меня стреляли».

Во время перекрестного допроса Костелло соблюдал клятву омерты. Он заявил, что не видел стрелка, хотя и столкнулся с ним ненадолго, не знал Джиганте и не знал причин, по которым Джиганте мог бы захотеть выстрелить в него. Когда Костелло выходил из зала суда, репортеры слышали, как Джиганте прошептал: «Большое спасибо, Фрэнк».

Несмотря на то, что швейцар продолжал утверждать, что нападавшим был Джиганте, после шестичасового обсуждения присяжные вынесли вердикт о невиновности. Старшина присяжных сказал журналистам, что опознание швейцара было сомнительным, и что все дело против Джиганте было слабым.

Близкая встреча с присяжными изменила веру Костелло в свою неуязвимость. Вито Дженовезе, как он знал, пытался свести старые счеты. «Он ходил без телохранителей, потому что не подозревал, что Дженовезе или кто-то другой попытается его убить, — говорит Салерно. — Прошло десять лет с тех пор, как Дженовезе вернулся из Италии, и Костелло думал, что все в порядке». Вскоре после того, как пуля пробила череп Костелло, Салерно и другие детективы узнали, что он заверил Дженовезе в том, что уходит на пенсию досрочно. «Этот выстрел Джиганте был так же эффективен, как если бы он убил его», — добавил Салерно.

Верный своему слову, Костелло передал все свои владения в мафии новому боссу, дону Вито Дженовезе. До конца своих дней Костелло спокойно жил на Манхэттене, редко выходя на улицу по ночам и занимаясь садом в своем загородном доме в Сэндс-Пойнте на Лонг-Айленде. Он редко появлялся на публике — только на цветочных выставках, где демонстрировал свои собственные ценные работы. Его постоянная известность способствовала тому, что в 1961 году его лишили гражданства, поскольку он солгал о своем роде занятий и судимости на слушаниях по его натурализации в 1925 году. В 1973 году Костелло, бывший премьер-министр преступного мира, умер от сердечного приступа, оставшись почти забытой фигурой. Ему было восемьдесят два года.

Хотя Костелло безоговорочно сдался Дженовезе в 1957 году, его союзник Альберт Анастазиа был в ярости от нападения на крестного отца, с которым он заключал взаимовыгодные сделки. Шестью годами ранее Анастазиа, «Палач», безжалостно расправился с Винсентом Мангано и захватил его семью, не получив предварительно одобрения большинства членов Комиссии. Теперь он просил Комиссию разрешить ему вести войну против Вито Дженовезе за то, что тот, подобно ему, без разрешения захватил семью. Джо Бонанно, надежный лидер своей собственной семьи, принимал поздравления за то, что предотвратил разрушительную битву между группировками Дженовезе и Анастазиа, собрав двух соперничающих убийц на «избранном ужине», где они поцеловали друг друга в щеку и, предположительно, заключили мир. Рассказывая о своем вмешательстве, Бонанно унизил Анастазиа и Дженовезе как «порывистых» грубиянов, а себя похвалил как «дебошира», «артикулированного» и «привлекательного». Правила Комиссии могли бы запретить «капо ди тутти капи», но Бонанно нескромно считал себя первым среди равных: капо-консильери, главный советник, к которому другие боссы обращались за дипломатическим руководством по сложным вопросам. Результаты своего посредничества в комиссии между Анастазиа и Дженовезе он высокопарно окрестил «Мир Бонанно».

Через пять месяцев после разрешения спора между Анастазиа и Дженовезе, в октябре 1957 года, дон Пеппино Бонанно вылетел в Италию с миссией, которая имела судьбоносные последствия для мафии и для Соединенных Штатов. Его сопровождали высокопоставленные члены его боргаты и деловые партнеры из Нью-Йорка. Правительственные чиновники Италии и Сицилии встретили Бонанно и его партию как королевских особ. На трапах аэропортов для группы были расстелены красные ковры. В Риме гостей встречал министр правящей Христианско-демократической партии, которую на Сицилии активно и открыто поддерживает мафия.

Почти тридцать лет спустя Бонанно в своей автобиографии описал свою первую поездку на Сицилию как ностальгическую экскурсию по родным местам, возможность вновь встретиться с родственниками и друзьями детства, а также посетить могилы родителей в Кастелламмаре-дель-Гольфо. В его книге есть случайное упоминание о беседах в Палермо с некоторыми почетными гостями, не получившее дальнейшего развития.

Основная причина его поездки на Сицилию в книге Бонанно не упоминается. Он возглавлял делегацию американской мафии, которая вела переговоры с сицилийской мафией о заключении договора на ввоз огромного количества героина в Соединенные Штаты.

Гранд-отель «Пальмы», высококлассный, но увядающий реликт прекрасной эпохи 1950-х годов, был излюбленным местом встреч сицилийских набобов коска и их прислужников. Когда Чарли Лаки Лучано, американский дон в изгнании, приезжал в Палермо, отель становился для него вторым домом; в баре-гостиной для него всегда был отведен любимый уголок для переговоров.

С 10 по 14 октября 1957 года более тридцати лидеров сицилийской и американской мафии собрались в отеле на судьбоносную встречу, о которой не знали ни итальянские, ни американские правоохранительные органы. Каждый день они встречались в «Зале Вагнера», богато украшенном люксе, названном в честь Рихарда Вагнера, немецкого композитора XIX века, который создавал оркестровые произведения, останавливаясь в отеле. Сицилийцы и американцы использовали этот номер, чтобы продумать детали взрывного расширения торговли героином в Америке, с которого на них смотрел портрет Вагнера, написанный Ренуаром.