На вопрос о своей национальной принадлежности Джордж Роберт Блейки, как в детстве, так и во взрослой жизни, всегда отвечал односложно: «Я американец».

Этот ответ не был основан на раздутом патриотизме. В годы его становления вопрос о родовых корнях Блейки никогда не поднимался его родителями и родственниками. Он родился и вырос в Берлингтоне, штат Северная Каролина, в 1930-40-е годы на Юге, в эпоху непреклонных расовых законов Джима Кроу и деспотичной сегрегации чернокожих. В Берлингтоне, текстильно-производственном городке с населением около 20 000 человек в северной части штата, преобладало различие между семьями: черные они или белые, дворяне из загородного клуба или работяги с мельницы. Жители региона Пьемонт никогда не называли себя ирландско-американскими, немецко-американскими или польско-американскими. Если в Берлингтоне и жили итало- или сицилийско-американцы, то молодой Блейки, предпочитавший, чтобы его называли Бобом, никогда не встречал ни одного из них. Что касается мафии — темы, которая станет доминирующей в карьере Блейки, — то это был иностранный термин, который полностью ускользнул от его внимания до зрелого возраста.

Отец Блейки был техасцем, который после работы банковским экспертом стал президентом Первого национального банка Берлингтона. Блейки были англичанами, стойкими баптистами, которые воевали за Конфедерацию во время Гражданской войны. Мать Боба Блейки была ирландского происхождения и воспитывала его как набожного римского католика. Его отец умер от сердечного приступа в 1945 году, когда Блейки было девять лет, но предусмотрительно оставил его, старшего брата и мать в достаточно комфортных финансовых обстоятельствах. Для получения высшего образования Блейки отправился на север и с отличием окончил Университет Нотр-Дам в Саут-Бенде, штат Индиана. Он специализировался на философии, намереваясь вести спокойную жизнь преподавателя, пока не узнал о мизерных заработках профессора философии в академических кругах. Надеясь завести большую семью (у него будет восемь детей), Блейки переключился на юриспруденцию как на лучший вариант заработка и выиграл стипендию в юридическом факультете Нотр-Дама. Чтобы прокормить себя в эти годы, он работал летом водителем грузовика-пекаря, и контакты на рабочем месте обострили его интерес к трудовому праву. Практические уроки можно было извлечь и за пределами аудитории, работая бок о бок с непримиримыми профсоюзными работниками в пекарне. Блейки обнаружил, что эти «синие воротнички» гордятся экономическими достижениями, которые они получили, вступив в задиристый профсоюз; в то же время они чувствовали себя беспомощными в реформировании его недемократической структуры, которая ограничивала их право выбирать национальных и региональных лидеров.

Блейки сделал тонкости коллективных договоров и профсоюзных уставов своей основной областью изучения, и в 1960 году он окончил университет вторым в своем классе. Вместо того чтобы сосредоточиться на трудовом праве, как он планировал, Блейки был отобран в рамках национальной программы отличия для работы в качестве специального прокурора в Министерстве юстиции в Вашингтоне со скромной зарплатой в 6 500 долларов в год и назначен в отдел по борьбе с организованной преступностью и рэкетом.

Поступив на работу в департамент в конце правления Эйзенхауэра, Блейки провел свой первый год, читая служебные записки и проталкивая бумаги через бюрократические лабиринты. Это был период, когда Министерство юстиции приняло мнение Гувера о том, что итало-американские банды в больших городах были неважным, свободным сборищем преступников. В редких случаях, когда информатор или свидетель пытался добровольно сообщить прокурорам Министерства юстиции информацию о мафии, его отговаривали. «Если кто-то начинал говорить о мафии или употреблять это слово, ему говорили, чтобы он заткнулся, — рассказывает Блейки. — Мафия не имела отношения к делу, и мы хотели услышать только о конкретном преступлении, которое расследовалось».

Эти условия и табу резко изменились, когда в 1961 году генеральным прокурором стал Роберт Кеннеди, вдохнувший жизнь в борьбу с мафией и рэкетом в сфере труда. В юридической школе Блейки прослушал всего один курс по уголовному праву, но у него был солидный опыт применения законов о труде к делам о коррупции в профсоюзах. Когда объем работы увеличился, он быстро разобрался в тонкостях уголовного преследования. Он получил наглядное представление о всепроникающей власти мафии благодаря потоку электронной информации, которую ФБР неожиданно предоставило отделу по борьбе с организованной преступностью департамента. Эти сведения передавались Блейки и другим адвокатам-прокурорам агентами, которые скрывали тот факт, что улики были получены с помощью нелегальных жучков.

«В моей биографии не было ничего, что могло бы подготовить меня к такому наплыву информации о церемониях посвящения, кровавых обрядах, омерте, — говорит он о вновь открывшемся окне в мафию. «Я был потрясен; это не было частью моего сознания».

Отставка Роберта Кеннеди с поста генерального прокурора в 1964 году стала сигналом к уходу Блейки. Вдохновленный Кеннеди, он в течение трех лет посвятил себя беспрецедентной кампании против мафиози и их проникновения в крупные профсоюзы. Но Блейки было ясно, что старое беспечное мышление вновь заразило Министерство юстиции и что новые администраторы сведут борьбу с мафией к минимуму. «Я был на вершине с Кеннеди и не хотел оказаться на дне», — говорил Блейки друзьям.

Вернувшись в Нотр-Дам, он провел следующие два года в качестве доцента, преподавая право и размышляя о своей волнующей работе в Министерстве юстиции. В юридической школе он стал инициатором популярного курса по организованной преступности, который его студенты непочтительно называли «классом гангстеров». Оглядываясь назад, он задается вопросом о долгосрочных достижениях стратегии Роберта Кеннеди. «Мы были кучкой ярких парней, которые усердно работали, но наше влияние было минимальным, — пессимистично заключил он для себя. — Даже ключевое обвинение кампании Роберта Кеннеди — осуждение Джимми Хоффы — не смогло очистить профсоюз рабочих от мафиозного контроля и коррупции. Тюремное заключение Хоффы просто открыло возможности для столь же запятнанных чиновников профсоюза заменить его в незаконных сделках. «Осудили Хоффу, — размышлял Блейки, — что это изменило для профсоюза? Ничего».

Мафия вошла в жизнь Блейки косвенно, через победу Линдона Джонсона на выборах президента над сенатором-республиканцем из Аризоны Барри Голдуотером в 1964 году. В ходе кампании Голдуотер затронул деликатную тему, упрекнув Джонсона и демократов в мягкости по отношению к преступности. После выборов количество насильственных преступлений резко возросло, а число арестов снизилось, что усилило республиканцев и поставило под угрозу перспективы демократов на будущих национальных выборах. Чтобы приглушить нападки партии на его политику борьбы с преступностью и, возможно, отвлечь внимание от ускоряющейся войны во Вьетнаме, Джонсон сделал то, что делают большинство политиков, чтобы погасить политический пожар: он сформировал исследовательскую группу. Комиссия под названием «Президентская комиссия по обеспечению правопорядка и отправлению правосудия», возглавляемая генеральным прокурором Николасом де Б. Катценбахом, поставила своей целью разработку новых стратегий по предотвращению преступности.

В 1966 году было создано девять целевых групп для поиска ответов, и Блейки стал консультантом одной из них, которая занималась анализом организованной преступности. После двух лет исследований и напряженных размышлений вместе с другими членами комиссии Блейки разработал законодательный и правоохранительный план по борьбе с мафией. Его теории не возникли в результате какого-то потрясающего прозрения, а выросли в ходе длительного аналитического процесса осмоса во время мозговых штурмов с двумя другими консультантами — социологом Дональдом Р. Кресси и профессором экономики Томасом К. Шеллингом.