Цунь Гуан тотчас заключил свою матушку в объятьях и расплакался от радости. Матушка и сама не удержалась от слёз. Глаза прекрасной Цинь Бао тоже заблестели сочувствием, и она схватила Дзаэмона за руку. Странствующего монаха посетили сходные тёплые чувства, но из-за надвинутой на лицо шляпы этого никто не заметил.

Один только Шу Цень остался безучастным. Человеческие слёзы его не трогали.

Купец и его помощник с подозрением оглядели остальных путешественников.

– А вы тогда кто? – спросил купец всех сразу.

– Я Цинь Бао, а это Дзаэмон, – ответила прекрасная Цинь Бао. – Ну а этого монаха звать Шу Цень.

Монахи поклонились как положено, а Цинь Бао продолжила:

– Мы путешествуем к Жёлтой реке с поручением самой богини Запада.

Цинь Бао сотворила пальцами мудру, которая убедила купца в искренности её слов.

– Как могли мы проезжать мимо, а матушку Цунь Гуана не повидать? – сказала она.

– Цунь Гуана? – переспросил купец.

– Это моё ученическое имя, – объяснил Цунь Гуан. – Стал я учеником просвещённого монаха, которому богиня Запада раскрыла свои секреты.

И Цунь Гуан, не выпуская матушки, принялся рассказывать обо всём, что с ним произошло.

В это время из домашнего сада выскочила младшая сестра Цунь Гуана.

– Хацукои, ты ли это? – вскричала она и тут же умолкла, увидев странных путников.

– Я это, я, – ответствовал ей Цунь Гуан.

Он заметил, что позади сестры стояла девочка чуть-чуть помладше его самого. Её светло-карие глаза напомнили Цунь Гуану фестиваль равноденствия, что как-то приснился ему в дороге.

Девочка переглянулась с младшей сестрой Цунь Гуана, и обе они звонко рассмеялись. «Надо мной смеются», – подумал тут Цунь Гуан и огорчился. Но виду не подал.

– Ну и оброс ты, братец! – сказала ему сестра.

– Ничего я не оброс, – обиженно ответил Цунь Гуан. – Куница это во мне сидит.

– Та Гуан? – вспомнила сестра про сказки, который Цунь Гуан так любил.

– Она самая. Забралась в меня, не прогонишь теперь.

Сказав так, Цунь Гуан окончательно расстроился и, позабыв недавнюю радость от встречи с матушкой, бросился прочь. Отбежав за угол, он уселся на камень и снова расплакался, на этот раз от грусти и обиды.

Вдруг кто-то погладил Цунь Гуана по макушке. Он вздёрнул голову и увидел ту самую девочку с карими глазами.

– Не стоило нам смеяться, – сказала она.

– На кого я похож теперь, – горько сказал Цунь Гуан. – На обезьяну горную, вот на кого! Уродство одно!

– Вот ещё, – ответила ему девочка. – Ничего подобного.

«Просто жалеет она меня», – решил Цунь Гуан. Но всё же от добрых слов на душе у него полегчало.

– Пойдём во двор, – потянула его девочка за рукав. – Матушка твоя наверняка на стол накрывает.

Тут Цунь Гуан понял, что не знает даже её имени.

– Тебя как зовут? Меня… – тут Цунь Гуан замялся, подбирая подходящее имя.

Наконец он выбрал то, которое нравилось ему больше прочих.

– Меня Такуаном зовут, – представился он.

– Как же тогда Хацукои? – переспросила девочка.

– Так меня только матушка кличет.

– А Цунь Гуаном кто?

– Учитель мой, который мне такое имя дал.

– Кто же тебя Такуаном называет?

– Я сам, – честно признался Цунь Гуан.

Девочка кивнула и промолвила:

– Меня Руо Лян зовут. Мы с твоей сестрой подружки. Пойдём же!

Цунь Гуан сдался и, поднявшись на ноги, вернулся в купеческий двор через небольшую заднюю калитку. Во дворе уже никого не было. Руо Лян провела его внутрь, где в горней комнате уже был накрыт стол. Домовые слуги уже выставили на этом столе лучшие кушанья и большой пузатый чайник.

Глядя на выставленные в ряд блюда, Цунь Гуан вспомнил о толстом странствующем воине.

– Про Люцзы-то мы забыли. Погодите, сейчас приведу его! – крикнул он уже с улицы.

Цунь Гуан вихрем пронёсся по четырём улицам, что разделяли купеческий дом и трактир «Сазан и Фазан», где Чжу Люцзы как раз допивал пятый кувшин вина.

– А вот и ты, Цунь Гуан! Садись, выпей со мной, – сказал Люцзы, увидав запыхавшегося Цунь Гуана.

– Пойдём лучше к матушке. Она уже и стол накрыла! – уклонился от вина Цунь Гуан.

Он хорошо помнил, что вино приводило к нему одни только неприятности.

Чжу Люцзы расплатился с трактирщиком за пять опустошённых кувшинов и за шесть жареных каплунов, кости от которых валялись под столом. Затем он вышел на улицу и двинул вслед за Цунь Гуаном.

– Оборотень! – вскричал купеческий помощник, когда Люцзы шагнул наконец во двор Цю Миня.

– Погоди ты кричать, уважаемый, – поспешил успокоить его Цунь Гуан. – Это же знаменитый странствующий воин Ван Чжу Люцзы!

Не успевший осерчать Люцзы от этого обращения засиял. К тому же он учуял запахи, доносившиеся из горней комнаты.