— До Смердево все равно не доберемся, — предупредил Душан. — В Крушваре говорят, немцы шерстят север частой гребенкой, всех подозрительных свозят в концентрасьенс-лагеря. Ввели специальный пропуск на въезд в «стерильную» зону из зараженного бунтом юга. Где-то останавливают поезд, проверяют пропуска у пассажиров, не имеющих его — ссаживают, обыскивают, допрашивают. У нас куча оружия и взрывчатки, а вы трое говорите по-србски с акцентом… Боюсь, на том путешествие и завершится.

— Значит, надо сойти километров на пятьдесят раньше, а там думать как добраться. Пробрались же некогда в охраняемую карантинную зону, — успокоил товарищей Несвицкий.

Он не стал уточнять, что территорию трех бановин тогда стерегли хорваты, а не немцы. И задача была проникнуть внутрь с гуманитарной целью. Сейчас предстояло взорвать важнейший мост, наверняка усиленно охраняемый, а затем выбраться назад. При том, что листовка с пятью их угрюмыми лицами на севере будет попадаться гораздо чаще. Соответственно, поднять шухер из-за пятерки экстремистов-педофилов обязан каждый их встретивший. Донесшего немцам об их вояже хотелось найти и нашинковать на хорватский флаг — мелкими синими кубиками. Не имя других вариантов, «экстремисты» поехали домой к упомянутому свояку Богдана, откровенно струхнувшего при виде сопровождения родственника. Наверное, видел объявление «разыскиваются». Свояк жил в отдельном доме с большим садом, едва ли меньшим, чем у Благоевичей. Позволив загнать машину в сарай, родственник отправился на станцию за билетами. Мужчина не скрывал, что желание избавиться от опасных визитеров у него сильнее традиционного сербского гостеприимства. Поэтому гости не стали ему докучать и после ужина немедленно отправились на станцию, хоть поезд на север ожидался не ранее полуночи. Валиски с взрывчаткой, оружием и прочими криминальными аксессуарами становились тяжелее с каждым пройденным километром. Олег, пожалев обливающегося потом полицейского, забрал его чемодан. На станцию зашли порознь, старательно изображая, что друг с другом не знакомы. Несвицкий прогулялся к расписанию и обнаружил на месте листовки лишь след приклеенной к стене бумаги. Ближе к полуночи небольшой зал ожидания набился битком. Состав прибыл с полуторачасовым запозданием и брался штурмом. Билетов никто даже не спросил. Несвицкий кое-как засунул чемодан на верхнюю полку поверх пары тюков других пассажиров. Знали бы те, что случится, если чемодан упадет… Впрочем, гексогеновые смеси считаются устойчивыми к ударам, мало уступая тринитротолуолу. Сам Николай провел все время поездки на ногах, не отлучаясь даже в туалет — не с валиской же протискиваться, а если сопрут, то последствия даже представить не хочется. Под стук колес стоял и размышлял. Как получилось, что он, хотевший тихой мирной жизни, опять рискует ею, ввязавшись в этот вот блудняк с диверсией? Добро бы защищая Марину и семью, людей в Царицыно, на новой его Родине. Но Сербия… Ну, ладно, помогал он вылечить братушек, в конце концов это его обязанность как медика. Но воевать за них? Что в этом больше — благородства, дури, желания привычного ему адреналина, накатывавшего на него в бою? Не разберешься… Но не приказ Младеновича его заставил — ему Несвицкий не подчинен формально. Мог и послать, и генерал умылся бы. Но отказаться — означает тяжесть операции переложить на волхвов, с которыми, считай, сроднился здесь в предыдущих схватках. А это уже подло — ведь он и знает, и умеет больше. За ним десятки операций в прошлой жизни, здесь тоже воевать пришлось. Нельзя ему стоять в сторонке…

Всего полторы сотни километров диверсанты преодолели лишь к полудню, собравшись впятером на заранее оговоренном полустанке, измятые, не выспавшиеся и отчаянно желающие удовлетворить естественные потребности, что и сделали прямо у железнодорожной насыпи. Решить другие проблемы оказалось гораздо тяжелее.

— Мы скитаемся без нормальных документов, словно романы… — начал Олег, а Давидовац радостно продолжил: — Значит, и действовать надо как они в подобной ситуации — грабить. Нам нужна машина, чтоб подобраться вплотную к немецкому оцеплению. В идеале — объехать его. Если удастся, — видимо, многолетнее общение с правонарушителями наложило на полицейского свой отпечаток. — Пошли!

Рядом виднелся небольшой поселок. Наверняка там найдется неприметный автомобиль, подходящий для предстоящего вояжа. И валиски перестанут отрывать руки.

12.

На самой окраине поселка за оградой стоял пикап с тентованным кузовом, помнивший, наверно, не только последнего царя Сербии, но и лучшие годы его правления.

— Ну что, романы, ничего личного, просто нужна машина? — зло усмехнулся Василий Негожин.

На самом деле, грабить именно этих бедолаг не хотелось. Двор у неказистого домишка выглядел чисто, ухоженно, но даже собаки нет. Аккуратная такая нищета.

— Ну, давайте оплатим их помощь. Пять сотен экю мне выдали на расходы, — сказал Несвицкий. — Этот металлолом на колесах стоит куда меньше. Его цена наполовину зависит — есть ли бензин в баке.

— Да, командир, — Душан опустил валиску на дорожку у калитки. — Я один, на разведку?

— Только войдем все вместе, — откликнулся Давидовац, озираясь. — Нечего торчать у всей улицы на виду.

Малкович переставил чемодан ближе к лесенке и взбежал на крыльцо. Дернул за кольцо у входа, внутри звякнуло, кто-то ответил изнутри. Душан сунулся внутрь, потом крикнул товарищам «уди у кучу», приглашая войти в дом.

Изнутри тот напоминал больницу в Високи Планины, когда авианалет заставил рассредоточить пациентов и персонал по отдельным строениям вблизи центра, с одной лишь существенной разницей: здесь не было врачей. Больная женщина, наверно, еще недавно довольно привлекательная, лежала на диване, бессильно свесив руку к полу.

— Меня зовут Петар Перич, — представился мужчина, сидевший у ее постели. — Это моя жена Мария. У нее эмфизема легких. Она умирает. И дочь заболела, лежит с температурой. И я ничем, слышите, ничем не могу им помочь! Даже если сам отправлюсь на тот свет!

Несвицкий тщательно вытер ноги и, избавившись от чемодана, прошел к умирающей.

— Чем пытались помочь?

— Нанимал лучших докторов. Все деньги ушли на них, на процедуры, на лекарства. Продал дом, снял эту халупу.

— А дочь?

— В соседней комнате. Не боитесь? Она может быть заразна…

— Я сам — самая большая в мире зараза, — буркнул Николай. — Парни, следите за улицей. Мне придется потрудиться.

Мария находилась в отвратительном, но стабильном состоянии. Николай решил, что с ней можно повременить. У девочки лет шести — семи на вид тело горело от высокой температуры. Пробовал расспросить ее, где и что болит, как она начала бредить.

Петар, щуплый мужчина с Несвицкого ростом, тоже подходящий под прозвище Ледащий, склонился над дочкой, снял компресс со лба, поцеловал. Положил новый холодный компресс.