рассекал небо Арнора, оставляя за собой раскалённый след из

взбешенного воздуха. Я хотел крови, я хотел смерти!

Это был первый и последний момент моей жизни, когда я отбросил

разум и рассудительность, и дал волю чувствам и эмоциям. Мне

неприятно вспоминать, что я сделал с автором цикла, когда нашёл его в

шатре Родрика.

...Вернувшись, и придя в себя, я восстановил развалины замка, и

задумчиво прошёлся по пустынным коридорам. Вдоль них висели

множество картин, и почти везде так или иначе участвовали драконы.

На одной из картин, к примеру, предок Родрика с гордостью стоял,

поставив ногу на шею молодому зелёному дракону, пронзённому

десятком мечей. На другой - рыцари носили доспехи с нашитой

чешуёй...

Вообще, первые дни в замке были для меня куда худшей пыткой, чем

темница Родрика. Тогда, в подземельях, пытали моё тело. Сейчас, в

королевском дворце, пытали мою душу. Часто я спрашивал себя, имеет

ли смысл моя попытка. Узнав то, что я узнал, я более не строил себе

иллюзий. Никогда мне не справиться с подобной ксенофобией и

нетерпимостью. Никогда. Единственное, чего я добился - это отбросил

себя самого на годы назад, ибо я вновь познал вкус ярости и ненависти.

Часто я с болью смотрел с воздуха на мирные сцены жизни арнорцев, а

в голове пылали картины тех же людей, безжалостно убивающих любое

непохожее на них существо. Даже если оно ничего им не сделало...

Теперь я отлично понимал тех драконов, которые, как вытекало из

легенд, сами охотились на людей. Меня страшно тянуло бросить всё,

растоптать свои идеалы, и превратить Арнор в кровавую смесь костей и

мяса. Лишь сознание, что мне достаточно щёлкнуть пальцами - и это

произойдёт, удерживало меня. Не имей я Силы, я немедленно бросился

бы уничтожать врагов. Иногда мне столь хотелось этого, что я улетал из

замка, и часами бродил по горам, с тоской глядя на чистое, синее, столь

прекрасное и жестокое небо... Вновь, как и годы назад, неудержимо

тянуло к самоубийству. Я плохо помню те несколько дней...

***

...Впрочем, не только ненависть явилась плодом моей попытки. К

концу третьей недели стало ясно, что Арнор успокаивается. Жизнь

постепенно возвращалась в привычную колею, хотя теперь люди и

эльфы только и говорили, что о драконах, и способах их убивать. Мне

было тяжело слушать, но я терпел - мои родичи в Локхе понятия не

имеют о коварстве людей. Как скоро выяснилось, я тоже не имел о нём

ни малейшего понятия...

С ужасом я узнал, что не все драконы моего отца погибли в войне.

Некоторые из них улетели, и с тех пор люди просто охотились на

несчастных! Они выслеживали беглецов в горах, где те пытались

переждать реакцию, и зверски убивали их различными способами. В ход

шло всё - от отравленных стрел и копий до кошмарного изобретения

неизвестного "героя" - тонкой стальной паутины, которой завешивали

вход в пещеру. Несчастный дракон, возвращаясь, почти никогда не

замечал на тёмном фоне прохода эту жуткую паутину, окрашенную в

чёрный цвет, и она рвала ему перепонку крыльев в клочья. А люди

зверски добивали несчастного, не обращая внимания на мольбы о

пощаде...

Часто я не выдерживал, и я вызывал к себе наиболее отличившихся.

Им я предлагал испробовать своё "исскуство" на мне, а потом

всенародно убивал тем же способом, каким они убивали моих родичей. С

отчаянием я понимал, как далеко назад отбрасывает меня каждая казнь

на пути к совершенству, но просто не мог совладать с собой. В конце

концов, я был драконом, и знание подобных фактов жгло меня куда

больше, нежели угрызения совести. Хотя по отношению ко убийцам

никаких угрызений я не испытывал.

Скоро меня стали называть "самым жестоким правителем в истории".

Не слишком правильно, но слово "правитель" указывало на огромный

прогресс.