Болдин попятился, скривившись. Женщина неровно двинулась к нему, протянув когтистые почерневшие руки.

– Мальчики, – ласковым голосом протянула она со странной интонацией, будто ее горло не было приспособлено к тому, чтобы издавать звуки, – на десять капель… хоть сколько…

– Тетя, уйди, – сказал Болдин, но та продолжала шаркать и бубнить на разные лады, словно перебирая тональности в поисках нужной. – Уйди! Уйди, сказал! Не трогай! – все громче орал Болт, пятясь от нее, как от чумной, словно одно маленькое касание могло его заразить.

– Ну на десять капель…

– Отвали!

– …сколько не жалко…

Болт, матерясь, отступал по дуге, миновал лестничный пролет и оказался в тупике. Упершись спиной в стену, он в последний раз прокричал женщине визгливое «Отойди!» и изо всех сил толкнул.

Марина резко вдохнула, увидев, как заплетающиеся тонкие ноги в дырявых брюках неловко замерли на самом краю бетонной плиты, аккурат над широким промежутком между лестницами. Женщина неуклюже взмахнула руками, выгнувшись сначала назад, потом вперед, и замерла, словно проверяя туловище на устойчивость. Вместе с ней в помещении замерли все, боясь нарушить звенящую тишину, будто даже слабое колыхание воздуха могло сдуть ее с высоты трех этажей.

Внезапно женщина резко выпрямилась, вмиг обретая твердость в ногах. Тусклые глаза сверкнули осмысленностью и каким-то зловещим озорством.

– А сейчас, фраера, цирковые номера! – словно конферансье, крикнула она и солдатиком нырнула вниз.

У Марины в ушах отключились все звуки. Она даже не сразу заметила, что осталась совсем одна. Ее несостоявшиеся мучители только что еще были здесь, и вдруг в один миг их не стало. Лишь удаляющиеся отголоски панического топота по пыльным ступеням напоминали о недавнем присутствии банды.

Марина спускалась по лестнице, держась за стену, на негнущихся ногах, мучительно долго преодолевая, по ощущениям, не три, а тридцать три пролета. То, что тело лежало с закрытыми глазами, принесло немного облегчения. Не было этого пустого посмертного взгляда, из-под пакли пыльных черных волос не расползалась красная лужа. Могло показаться, что женщина спит.

Марина присела рядом, едва не упав из-за дрожи в коленях. Посмотрела на бездвижную грудь под растянутым свитером, пытаясь понять, как же все так получилось. Произошедшее не переваривалось, плавая где-то в животе вязкими липкими комками, подступая к пищеводу.

Трясущимися пальцами она убрала со лба женщины камушек.

Глаза покойницы открылись.

Взгляд остановился на остолбеневшей Марине.

Синие губы разомкнулись.

– Псс. Ну что? Обосрались?

В ответ Марина закатила глаза и завалилась набок.

Она закрыла за собой дверь. На кухне бормотал телевизор. Рыбный душок проникал в коридор. Маринин нос на запах почти не реагировал. Там, в носу, застрял дух сивушных масел и помоев, исходивший от мертвого тела.

Она еще какое-то время топталась в коридоре. Раздеваться не хотелось. Закоченевшая на полу заброшки, Марина никак не могла согреться в натопленной квартире. Как и избавиться от ощущения, что за шиворотом что-то ползает.

– Это ты? – спросил с кухни отец, звякая чем-то стеклянным. – Что так поздно? Стемнело почти.

«Язык еще не заплетается», – подумала Марина. Значит, он сам недавно пришел.

– С подружками, па. – Марина стянула шарф и привалилась к стене, думая, что бывает нечто страшнее, чем очнуться рядом с трупом. К примеру, очнуться и понять, что труп ушел.

– Ты дура совсем?

Марина посмотрела на соседку. Наташа стряхнула с парты мокрые деревянные крошки, поморщившись, вытерла руку о юбку и вырвала у Марины обкусанный карандаш.

– Все нормально вообще? Тебя человеческой едой не кормят? – Бочарова скривилась, держа карандаш кончиками пальцев.

– Извини, – пробормотала Марина, уставившись на отметины своих зубов.

– Ты уже не человек, блядь, ты бобриха нахуй, – фыркнула Наташа, снова поворачиваясь к парте сзади, чтобы возобновить прерванную беседу с подругой.

– Извини, – зачем-то повторила Марина себе под нос.

Это был первый диалог, в который она вступила за день. С утра ходила с опущенной головой, не решаясь поднять глаза и встретиться взглядом с кем-то из вчерашних преследователей. За бессонную ночь она пришла к успокаивающему выводу, что не было никакой женщины, не было никакого «прыжка веры» и пропитанного запахом спирта тела на ледяном полу. Наверняка ее просто вырубило от пережитого стресса, а вся эта история приснилась. Либо хулиганы сделали с ней что-то такое, что мозг предпочел забыть, и теперь Марина с Болдиным квиты. Она где-то читала о таком. Иначе как объяснить, что никто из них еще не зажал ее в коридоре, чтобы обсудить вчерашнее.