Шрифт:
– Лафре, милый мой…
– Он влюбился. И предал меня.
– Так уж и предал? – Она постаралась улыбнуться так, чтобы не разозлить юношу еще больше.
– А как еще? Что это, как не предательство?
– Влюбленность в другого – это не предательство. Нарушение клятвы – да. Но не влюбленность. Наши сердца неподвластны нашим планам и ожиданиям. По себе знаю.
– Нет! Это предательство! – крикнул Лафре.
– Отнюдь. Шай никогда ничего не обещал тебе. В отличие от меня. А считать предательством влюбленность в другого – все равно что считать предательством смерть, что забирает у нас любимых.
Лафре не ответил. Возможно, потому что не был согласен со словами Мирис. А возможно, потому что согласился.
Тут до них стали доноситься громкие крики. Ангалийцы, величественно прохаживаясь по этому ярусу, замерли и посмотрели куда-то наверх, откуда слышались пронзительные возгласы и отборная ругань. Крик принадлежал девушке, но самой обладательницы голоса видно не было. Внезапно на верхнем ярусе распахнулась дверь, и оттуда по ступеням кубарем покатился вниз какой-то ангалиец. На типичного представителя расы повелителей ветров он не походил – на нем была испачканная изорванная одежда, а его серебристые волосы сплошь уделаны не то грязью, не то фекалиями. Следом в дверях показалась рассвирепевшая молодая ангалийка. То была Альвара Лаплари. Она быстро скользнула по ступеням вниз, подошла к ангалийцу и с силой пнула его, отчего тот, кувыркаясь и вопя от боли, полетел дальше по ступеням.
– Идиот! Ненавижу! – орала Альвара. – Проклинаю, драли бы тебя диетры! Как можно было упустить его? Я доверила тебе, идиоту, одно маленькое, несложное поручение! Тебе, моему стражнику!
Забитый, обезумевший от ужаса ангалиец с трудом поднялся на ноги, но Альвара толкнула его в грудь – и вот он снова летит вниз на два пролета, ударяясь об острые края хрустальных ступеней и ломая себе ребра.
– Как Шай мог заточить тебя в камере? Как он мог сунуть кляп тебе в рот и уделать тебя своим дерьмом из ведра? Чего молчишь? Отвечай, скот! Целая стража великого Гальтинга не смогла удержать в цепях его, ослабевшего, сломленного, больного! Ну почему я окружена придурками?
Стражник Сэндел не мог ответить ей, ибо те же самые вопросы задавал себе, пока сидел с кляпом во рту на холодном полу темницы по соседству с той камерой, где в заточении когда-то томился патриций. Последним, что он помнил перед тем, как сослуживцы отворили дверь к нему в камеру и обнаружили его связанным, был образ Шая Лаплари, который вывалил ему на голову ведро фекалий.
Альвара подошла к Сэнделу и со злостью стала пинать его по голове и под ребра. Стражник лишь испуганно укрывал голову руками.
– Кто видел Шая? – ревела Альвара не своим голосом, оглядываясь по сторонам на перепуганных стражников. – Ну? Хоть кто-то? Неужели он просто прошел сквозь дверь темницы и растворился в ветрах?
Никто не ответил ей. Никому не было ведомо, что Шай и один из Магов, тщательно скрывающий свою личность, уже покинули Гальтинг и держали путь в Маударо.
Лафре с испугом посмотрел на Мирис.
– Значит, Шая действительно держали в темнице…
– Лафре, – шепнула ему девушка, – никому не говори, кто ты есть. Если Альвара узнает про тебя, то сидеть и тебе в клетке. Видно же, она может уничтожить каждого, кто имел дело с патрицием. Никому не называй своего настоящего имени, пока мы тут, в Гальтинге.
– Ты права.
Альвара тем временем распалялась в приступе гнева все сильнее. Наградив Сэндела очередной порцией пинков, она взглянула на молодую девушку с короткими выцветшими волосами, что стояла неподалеку.
– Ты! – крикнула она Джеаме. – Я взяла тебя с собой в Гальтинг, и ты выразила готовность стать членом городской стражи. Ты еще хочешь этого?
– Хочу, – с некоторым испугом ответила Джеама.
– Докажи это.
– Как вам угодно, чтобы я это сделала?
– Казни идиота немедленно.
Альвара подошла к одному ангалийцу из своей стражи, выхватила резной лук у него из рук и швырнула его Джеаме. Девушка ловко поймала оружие. Повертев лук между пальцами, она взяла стрелу и вставила ее в тугую тетиву.
– Стреляй, – скомандовала Альвара.
Услышав эти слова, Сэндел на перебитых ногах приподнялся с хрустального пола и тут же рухнул на колени, протягивая руки к своей разъяренной владычице.
– Альвара, молю тебя! Я преданно служил тебе. Одна ошибка! Может ли она все так слепо перечеркнуть?
– Может ли ложка мочи, опрокинутая в бочку с вином, испортить напиток? – прошипела Альвара и, повернувшись к Джеаме, сказала: – Чего мешкаешь? Стреляй.