Дёргаю головой. Её слова задевают. Мощно так. Я готов подлететь к ней, схватить за хрупкую шею, сжать вокруг неё пальцы. Несильно. А потом врезаться в её губы поцелуем, чтобы из этого грязного ротика больше не вылетела никакая чушь.

Взрываюсь. Гнев переполняет тело, вот-вот пойдёт пар из ушей. Знаю, что Ника выплёскивает всё это на эмоциях. Она такая. Скажет что-то, не подумав, а потом извиняется. Пожалеет о своих словах, но позже. Поэтому позволяю ей уйти, несмотря на то что руки чешутся. Так бы схватил за волосы и сделал с ней то, что делал с разными девушками, посмевшими вести себя так нахально со мной. Ведь сейчас она не отличается от других.

Просто девушка. Просто бывшая жена.

Особенная.

Стерва.

– Я тебя услышал, – делаю вывод и, разворачиваясь, спешу на выход.

Глава 24

Вероника

Меня всю трясёт. Колошматит и ломает, как хлипкие ветки при сильном ветре.

Забегаю в туалет, упираюсь руками в керамическую раковину и пытаюсь восстановить дыхание. Глубокий вдох, медленный выдох.

Раз-два. Раз-два.

Не получается!

От злости бью по умывальнику, ругаясь на бывшего мужа.

Впереди две операции, а я не могу унять дрожь в пальцах. Всё из-за него. Если бы он не пришёл, не увидел Полину… всё было бы хорошо.

В тот момент земля ушла из-под ног. Я разволновалась настолько, что была не в состоянии думать.

Я не смогла бы защититься, если бы посыпались вопросы. Поэтому атаковала. Говорила всё, что лезло в голову. Лишь бы у Леона не возникла мысль, что наша дочь – от него.

Не хочу.

Пусть живёт дальше и не знает о ней. Не портит нам жизнь.

Стоит появиться ему рядом с Полей, она к нему привяжется. Она же совсем малышка, которая хочет любви и заботы. Отцовского внимания. Чтобы катал её на шее, кружил и делал всё то, чего не могу сделать сама из-за своей слабости.

А он – нет. В лучшем случае, побудет с ней неделю. Две. Потом бросит, наигравшись. Потому что дети для него – ненужный багаж. И от этого всего дочке будет больно. А ещё мне, когда буду смотреть на неё – стоящую в коридоре у двери и прижимающую к себе мягкую игрушку. В ожидании Новака.

Не хочу!

Но ничего поделать с этим не могу.

Леон, если захочет, за две минуты узнает, чья она. В свидетельстве о рождении указано, кто её отец. Хоть и не достоин, но благодаря его биоматериалу она появилась на свет.

Просто заглянув в паспорт, Новак всё поймет.

По этой же причине я отказалась помогать ему.

Нужно отгородиться от него. Выстроить огромные стены, которые он не сможет перепрыгнуть даже с огромными деньгами.

Последние слова, брошенные ему от злости, были именно для этого. Чтобы вызвать ненависть. Неприязнь.

Я так не считаю. Конечно, мальчику будет легче жить с богатым родным дядей. Ни в чём он не будет нуждаться. Это лучше, чем быть в доме малютки или попасть в семью, которой ты на хрен не нужен, только бы платили.

Пусть Леон ненавидит меня. Не приближается даже на пушечный выстрел. А отходит от меня всё дальше и дальше.

– Вероника, – раздается мужской голос за дверью туалета. Олег стучит. Конечно, у нас операция, а я не могу прийти в себя. – Ты где? Мы уже готовы. Тебя только ждём. Седацию сделали.

– Две минуты, – прошу у него.

– Окей.

Слышу, как уходит. Включаю холодную воду, мою руки и лицо.

Дерьмо. Почему бывший явился до операций?

Нужно взять себя в руки. Сейчас от меня зависит здоровье животных.

Быстрее закончу, быстрее заберу Пуговку – и поедем домой.

С трудом собираю себя воедино. Кое-как прихожу в норму, забываю о Леоне и делаю свою работу. Через три часа заканчиваю, забираю Пуговку, с ней мы заезжаем к детскому врачу.

Мне дают неделю выходных, на протяжении которой я сижу с малышкой. Узнаю, что Джека забрали из клиники, и чувствую облегчение. Всё, встреч Леоном больше не будет. Можно выдохнуть. Или слишком рано?

Потому что проблемы пришли оттуда, откуда я не ждала.

Бабушке стало плохо.

Проблемы с сердцем у неё наблюдались давно, ещё когда мы с Леоном были в браке. Тогда мы вместе с мамой устраивали её в клинику, где приводили в норму без хирургического вмешательства.