Приведенные выше свидетельства позволяют считать бесспорным, что обычные полисы нанимали врачей именно для граждан. Но если полис для блага граждан платил врачу жалованье, то необходимо решить вопрос: какие виды врачебной деятельности при этом оплачивались, должен ли был гражданин особо платить за свое лечение в каждом отдельном случае. Л. Коун-Хэфт считает, что полисы нанимали врачей не для оказания бесплатной помощи [550] . По его мнению, институт государственных врачей имел своей целью: 1) гарантию пребывания врача в данном полисе; 2) официальное государственное признание квалификации данного врача достаточной для ведения врачебной практики в данном полисе; 3) гарантию пребывания в данном полисе врача, профессиональное искусство которого публично подтверждено. Иными словами, «государственный врач был только доктором, установленное пребывание которого в полисе было гарантировано в течение определенного срока» [551] . Но такое решение вопроса не согласуется с общими тенденциями полисной государственной жизни. Греческий полис всегда очень придирчиво следил за состоянием государственной казны, все поступления и расходы тщательно учитывались. В демократических полисах финансовые магистраты детально отчитывались перед народом о своей деятельности. История финансовой жизни Афин в IV—II вв. ясно показывает, как строго ценился там каждый обол, не только драхма. В небольших захолустных полисах граждане еще более внимательно следили за государственными расходами — все пополнения казны шли только за счет уплачиваемых ими налогов и повинностей. Предположение, что коллектив налогоплательщиков согласился бы выплачивать жалование лишь за гарантированное пребывание врача в полисе, малоправдоподобно. Кроме того, зачисление на оклад врача согражданина, живущего постоянно в том же полисе, для того, чтобы он оставался на договорный срок у себя дома, также выглядит необычно и непрактично. А уж в нехватке практицизма древних греков упрекнуть нельзя.

Некоторый свет на изучаемый вопрос проливает упоминавшийся выше текст симполитии Миании и Гипний [552] . Установленное в стк. 30—33 правило, что врач и все остальные служащие полиса Гипний должны получать то же самое жалование, какое установили им раньше гипниаты, показывает, что упомянутые наемные работники могли добиваться изменения своих окладов, по-видимому, в сторону повышения — ведь число лиц гражданского статуса увеличилось за счет союза граждан обоих полисов. Следовательно, гипнийский врач мог ожидать увеличения спроса на его труд и соответственно мог ставить вопрос о пересмотре размеров оклада. Этот казус, имевший место около 190 г., позволяет предположить, что на эрголабиях речь шла не о гарантированном пребывании врача в полисе, а о том, что врач обязуется обслуживать. ??·??3?? ????? определенный контингент граждан, за что государство выплачивало ему жалование, ??????, предусматривавшееся обычно на годичный или полугодичный срок. Следует думать, что существовала какая-?? приблизительная норма врачебной нагрузки — ведь очень, крупные полисы нанимали двух и более врачей.

Забота гипниатов о том, чтобы оклад врача оставался прежним, показывает, что эта выплата составляла серьезный расход для их полиса. Аналогичное положение встречаем и на Делосе в 179 г. — в записях гиеропеев говорится о наличии в одном казначейском сосуде 250 драхм, так как «врач взял меньше». Судя по тому, что в той же кассе остались также и «квартирные» деньги медика — 25 драхм [553] , можно полагать, что врач уехал с Делоса раньше предполагавшегося контрактом срока. Если выяснить, на сколько времени хватили бы медику 25 квартирных драхм, то мы бы узнали размер его годичного жалования. В тех же записях гиеропеев, в стк. 140—141, упоминается арендная плата за сданные на год дома на Делосе. Здесь указаны различные суммы, от 50 до 163 драхм. Наиболее вероятно, что врач нанимал не очень дорогой, но удобный дом, который мог стоить 100—120 драхм. Если наше предположение верно, то остаток в 25 драхм указывает на 1/4 или 1/5 часть годичной аренды дома. Соответственно остаток в 250 драхм означает, что полная сумма годичного оклада делосского медика равняется 1000—1250 драхмам. Стоит вспомнить, что в богатой Селевкии во II в. врачу платили 1000 драхм в год [554] . Более высокая плата на Делосе в 179 г. вполне закономерна. Толпы паломников на священный остров Аполлона приносили с собой различные болезни, что весьма усложняло задачу медиков. Поэтому власти Делоса не останавливались перед затратой столь крупных сумм на государственное медицинское обслуживание.

РИС. 6. Асклепий излечивает больную. Посвятительный рельеф из Асклепиейона в Пирее. Около 400 г. до н. э.

Близость исчисленной нами цифры [555] заработка делосского врача к окладу медика в Селевкии позволяет высказать некоторые соображения.

Очевидно, труд врача в богатых полисах оплачивался выше, чем, например, труд архитектора, — на том же Делосе зодчий получал 720 драхм в год. Финансово маломощные республики платили меньше, но для небольших гражданских коллективов найм врача был все же весомым расходом, как показывает стремление гипниатов сохранить неизменным лекарский оклад. Отсюда можно предположить, что небогатые полисы нанимали государственных врачей даже не постоянно, но от случая к случаю — в зависимости от потребности и состояния финансов полиса.

Высокий уровень оклада полисного врача должен был делать эту должность весьма популярной [556] . Однако ответственность и широкий круг обязанностей государственного лекаря были столь велики в эллинистическое время, что не всегда можно было найти подходящего кандидата. Выше мы уже упоминали о различных путях приглашения медиков [557] — все эти данные наводят на мысль, что спрос и предложение лекарского труда в Греции в III—II вв. были весьма неравномерны и постоянно колебались в зависимости от многих факторов.

Заканчивая обзор свидетельств о контрактах врачей с полисами, остановимся на одном позднем тексте с Коса, относящемся уже к I в. до н. э., но, вероятно, тесно связанном с административной практикой полиса в предшествующий период. Это документ Syll.3, № 1000, где говорится о профессиональных пошлинах и в стк. 15—16 упомянут взнос того, кто торгует лекарскими товарами (??? ? ???? ??? ???? ??? (?)???????). Этот сбор ?. И. Ростовцев, справедливо относя его к профессиональным и индивидуальным пошлинам, склонен считать обложением каждого жителя Коса для нужд государственной медицинской службы, но не налогом на врачей [558] . Однако контекст указывает на то, что обложению подлежат не все граждане Коса, а одно лицо, заключившее контракт на «лекарское». К тому же перед ним непосредственно упомянуты продавцы ладана, бобов и сухой рыбы, а после — изготовители весел. Более вероятно, что речь идет о продавце врачебного инвентаря и снадобий. Во всяком случае, здесь трудно ожидать упоминания о налоге, обязательном для всех граждан Коса, или о контрактах государственных врачей — образованных работников достаточно высокого общественного положения, чтобы их не ставить рядом с продавцами бобов.

Приведенные выше отрывочные сведения позволяют составить некоторое представление о той детально разработанной юридической процедуре, посредством которой осуществлялся найм врача на государственную службу. Обе договаривавшиеся стороны подписывали официальный документ, контракт, в котором были определены обязательства государства и его врача. Таким образом полис, охранявший в принципе жизнь и имущество своих граждан, выполнял свои функции в сфере здравоохранения.

Говоря о врачебном деле, нельзя не коснуться и медицинского обслуживания рабов. О лечении государственных рабов пока ничего не известно, но следует думать, что полисы каким-то образом заботились о сохранении этого вида своего «имущества», тем более что государственные рабы в Афинах находились в лучшем положении, чем основная масса частных рабов. Что касается последних рабов, то медицинское попечение о них целиком лежало на их хозяевах. И здесь царил полный произвол. Хозяева, особенно скупые и самоуверенные хозяйки, часто лечили больных ойкетов сами. Недаром Ксенофонт указывает, что хозяка дома должна знать некоторые врачебные приемы лечения, чтобы исцелять своих домочадцев. Но это было возможно в небогатых домах, где рабов было немного. В хозяйствах, где было более 9—10 рабов, дело обстояло сложнее. Об этом можно судить по ряду высказываний Платона, отражающих реальную ситуацию [559] . В частности, он говорит о врачах-рабах, которые лечат больных невольников. Философ относит их ко второму разряду специалистов, так как они занимаются врачеванием на основе опыта, а не исходя из науки. В его словах чувствуется некоторое пренебрежение к таким врачам, и он четко противопоставляет методы лечения, применявшиеся врачами-свободными и врачами-рабами. Свободный врач-ученый детально исследует больного и терпеливо разъясняет ему способы лечения его болезни. Напротив, врач-раб не входит в долгие разговоры со своим пациентом-рабом, но, безапелляционно прописав известные ему из практики средства, оставляет больного и самодовольно мчится к следующему больному [560] . Нарисованная Платоном картина ясно обнаруживает ту пропасть, которая отделяла больных рабов от больных свободных и которую не могла уничтожить деятельность отдельных гуманных врачей типа Дамиада из Лаконии [561] .

Здесь хотелось бы возразить некоторым историкам, которые преувеличивают реальное значение филантропических идей в эллинистической действительности, в частности в деятельности тогдашних лекарей. Например, И. Фохт исследуя развитие представлений о том, что между свободными и несвободными нет пропасти, предположил, что они должны были отразиться на отношении к больному рабу как к человеку [562] . Гораздо дальше идет Ф. Кудлиен [563] . Исходя из Гиппократовых «Эпидемий», он утверждает, что уже в классическое время для авторов упомянутого труда не существовало разницы между свободным и несвободным пациентом. Это наблюдение справедливо, и оно, безусловно, говорит о передовых взглядах Гиппократа и его соавторов. Во имя истины эти ученые, знатоки своего дела, не считались с социальными перегородками и рассматривали только болезнь человека и способы ее лечения. Однако сколь всеобъемлющим был этот подход среди широких кругов медиков, и особенно среди владельцев рабов, сказать очень трудно.