– Покажешь завтра утром? Я сегодня специально освободил завтрашний день до обеда, чтобы помочь тебе.

– Хорошо, – мы вышли на крыльцо офисного здания. Воздух был свежим и влажным после прошедшего недавно дождя.

– Тебя подвезти? – Костя махнул рукой на черный внедорожник, стоящий неподалеку. Я покачала головой.

– Спасибо, но я за рулем, – указывая на собственную небольшую машинку рядом. В сравнении с внедорожником она выглядела совсем миниатюрной, почти игрушечной. – Неужели это укрылось от твоего всевидящего ока при проверке?

Костя усмехнулся:

– Нет, я знал про машину. Розовая, серьезно? – он хмыкнул.

Я покраснела.

– Я же девочка, – затем добавила, закусив губу, – я хотела что-то более серьезное, вроде твоего монстра. Но пришлось выбирать между комфортом мамы и своими желаниями.

Улыбка Кости стерлась.

– Ты большая молодец, синица. Я горжусь тобой. То, кем ты стала… – он не закончил фразу. – До завтра, Лиза.

Не сказав больше ни слова, он направился к своей машине. Я пару мгновений еще смотрела ему вслед, затем нажала кнопку на брелоке.

1993

Звонок прозвенел с последнего урока, но в этот день я не спешила покинуть школу. Я видела, что Костя ждал меня на своем посту. Мои одноклассники уже разошлись. А я все сидела, прижав колени к груди, под подоконником, слева от парадной входной двери. Я размазывала по лицу сопли и слезы, закусывала губу, чтобы не издавать ни звука и не привлекать к себе внимания. По моим ощущениям, просидела я так уже очень долго. Холл опустел. Уборщица начала мыть пол. Хлопнула входная дверь. Послышались шаги. В поле моего зрения появились белые кроссовки. Я узнала их. Поэтому спрятала лицо, утыкаясь лбом в колени.

– И чего ты здесь сидишь? Домой не пойдешь? – Костя опустился рядом со мной на корточки. Убрал пряди наполовину распустившейся косы с моего виска.

Я ненамеренно всхлипнула и еще сильнее закусила губу. Почувствовала металлический привкус во рту. Костя провел пальцем по моей покрасневшей скуле и тихо спросил:

– Что случилось, синица? Кто это сделал? – его голос обманчиво холоден. Я знаю, что он начинает так разговаривать, когда очень зол. Он протянул руку и погладил меня по волосам, по спине. – Просто скажи…

И тут меня прорвало. Я затараторила не в силах остановиться:

– Это все Танька и ее подружки. У нас в классе есть девочка Люба. У нее мама сидит в тюрьме, а папа пьет. Люба – старшая из семи детей. Она работает, чтобы их кормить. В школу приходит, когда получается. Из-за того, что денег совсем нет, она одевает в школу то, что носит дома. Прошлым летом она пришла на отработку практики босиком, потому что обуви не было. Но она такая умная! У нее потрясающая память! Ей достаточно один раз прочитать текст любого объема, чтобы рассказать его потом слово в слово. Сегодня на литературе она «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова наизусть читала перед всем классом. Это было потрясающе! Совсем как в театре! Класс сначала посмеивался над ней, а потом словно замер. Люба читала очень эмоционально, такое ощущение, что она проживала каждое слово. Минут через 10 она начала плакать, у меня стоял ком в горле, у Ларисы Геннадьевны слезы выступили на глазах, некоторые девочки в классе шмыгали носом. Учительница остановила Любу – та плакала уже сильнее, – и отправила ее в туалет умыться. Ей поставили 5 сразу за четверть. После уроков Танька выловила Любу в коридоре и начала над ней смеяться, грубо шутить про плаксу, про то, какая Люба нищая и жалкая, что она всех только позорит и в любом случае школу не закончит, а отправится вслед за матерью за решетку рано или поздно или валяться под заборами, как отец. Я вступилась за нее. Мне было очень страшно, но больше никто не хотел. А Люба просто стояла и молчала, как будто и не слышала Таньку. Меня все это очень разозлило. Ведь так нельзя. Люба не виновата ни в чем. Она наоборот делает то, что не смогли сделать взрослые. Она кормит семью и несет за нее ответственность. А ведь ей всего 13, – слезы катились по моим щекам, горло перехватывало от обиды. Костя очень внимательно слушал, нахмурив брови и сжав челюсть. – Тогда Танька переключилась на меня. Она начала меня поддевать, что меня опять возле школы мой женишок-зэк ждет. Что ты по малолеткам, а я влюбленные уши развесила и выполняю любые твои прихоти. И что я ш… – Костя не дал мне договорить, закрыв ладонью мой рот.

– Никогда даже не произноси вслух подобные вещи. Тем более, о себе. У этой Таньки рот такой же грязный, как ее мысли и душа. На пачкайся. Она разводит тебя на эмоции. Она питается ими. А ты позволяешь. Эмоции – это слабость. Ни один человек никогда не должен догадываться что на самом деле ты чувствуешь. Даже если ты рыдаешь внутри или тихо умираешь от боли. Голова – холодная, сердце – горячее. Не наоборот. Я бы на твоем месте ей нос разбил. Но ты девочка…

– Я и разбила, – пробурчала под нос я. – Но потом они налетели на меня вчетвером: оторвали рукав у блузки, выдрали волосы и щеку поцарапали. А когда нас разнимал учитель, сказали, что это я на них набросилась. Что обзывала и драться полезла. Их больше, им поверили. Маму в школу вызывают.

– Что удар держать умеешь и что вступилась за одноклассницу – молодец. Я тобой горжусь.

Я с недоверием посмотрела Костику в глаза.

– Правда?

Он усмехнулся в ответ:

– Конечно. А теперь собирайся. Какой учитель вас разнимал?

– Валентина Дмитриевна, завуч. Старая грымза… – поморщилась я.

– Вот здесь я с тобой не соглашусь. Очень хороший педагог. Плохо, что она, не разобравшись, тебя обвинила. Она уже ушла?

Я покачала головой.

– Я видела, как она уходила в свой кабинет, когда все разошлись.

Костя протянул руку и помог встать на ноги. Увидев болтающийся рукав и брешь там, где еще недавно была пара пуговиц, недовольно покачал головой. Расстегнул большую сумку, висящую у него на плече, и вытащил оттуда белую футболку.

– У меня сегодня физра была. На, держи, иди в туалет переоденься. Она может и не очень свежая, зато целая. Не будешь свой живот светить налево и направо. А я пока к Валентине Дмитриевне схожу.

Зайдя в туалет, я уткнулась носом в футболку Кости: она пахла им, его одеколоном, сигаретами и чем-то еще. Я нежно погладила ткань. Затем начала переодеваться.