Я покраснела не то от досады, не то от смущения.

– Прости. Я понимаю, что ты уже взрослая женщина. Просто непривычно, – Костя внезапно опустил глаза. – Синица, я должен был сразу же попросить у тебя прощения.

Я удивленно на него уставилась. Он встретился со мной глазами и снова опустил взгляд.

– Я только спустя некоторое время после того, как ты переехала, понял… что ты была тогда в меня влюблена. И ревновала, скорее всего. А я своей девушкой красовался, еще и хотел, чтобы вы подружились. Да и вообще неправильно себя вел. Надо было с тобой поговорить, наверное. Или еще что-то. Если честно, я даже сейчас не знаю, как я себя должен был вести тогда. Тоже ведь еще пацан совсем был. Я, может быть, и вообще бы никогда ничего не понял, если бы Светка не начала подшучивать на эту тему, – Костя смущенно почесал затылок.

Я закрыла руками лицо. Мои щеки и уши полыхали.

– О боже… – простонала я. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

Костя истолковал это по-своему.

– Я Светке тогда сразу же запретил поднимать эту тему. И вообще, упоминать тебя для нее до сих пор табу. Она, скорее всего, тоже тогда меня к тебе ревновала. Великовозрастная девица к маленькой девочке. Не нравились ей наши с тобой отношения, что я возился с тобой постоянно, бежал по первому зову. Даже после вашего переезда мотался через весь город и на расстоянии провожал из школы домой. До самой армии, – Костя внезапно сам себя оборвал, будто понял, что сказал лишнего.

Я подняла голову, мои глаза расширились от удивления.

– Ты меня провожал? Я ни разу тебя не видела. Я была уверена, что последний раз мы видели друг друга в день моего переезда.

Костя смутился и отвернулся. Потом покачал головой.

– Не зря же меня потом определили в разведку. Я ездил. Каждый день. Твоя мама знала. Это она мне дала ваш новый адрес в обмен на обещание, что я никогда больше с тобой не заговорю. Мы с ней созванивались время от времени. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке.

Мое горло сдавило от нахлынувших эмоций. Некоторое время я молчала, пытаясь осмыслить услышанное.

– Моя мама… она знала, что ты… что ты вернулся, что ты жив? – все во мне замерло в ожидании его ответа. Он покачал головой. Меня затопило облегчением.

– Я не стал ее больше беспокоить. Наблюдал за тобой уже сам, издалека. Решил, что так будет лучше.

– Я… – у меня перехватило дыхание, я не смогла сразу закончить свою мысль. – Я столько лет тебя оплакивала. Винила себя, что не поговорила с тобой тогда, не попрощалась. Я каждый раз сама тихонечко умирала, когда вспоминала тот последний миг, когда видела тебя там, во дворе… – слезы, наконец, вырвались наружу. Я с раздражением вытерла щеки.

Костя удивленно уставился на меня.

– Винила себя и… Да если б я знал… Я провел годы, пытаясь найти хоть один признак того, что ты помнишь обо мне и скучаешь.

Я криво усмехнулась.

– Один человек, очень давно, в прошлой жизни, меня научил тому, что никому в этом мире нет никакого дела до того, что происходит внутри меня. Мои эмоции – моя слабость. Я должна четко видеть цель и идти к ней. Даже если мои внутренности раздирает от боли. Иначе не выжить.

Мы с Костей смотрели друг на друга не мигая. Со стороны, наверное, казалось, что выражения наших лиц одинаково пустые, лишенные эмоций. Общались только наши глаза. Я слышала все, что говорил мне Костя, не произнося ни слова.

Один уголок рта Кости дернулся вверх.

– Ты всегда все схватывала на лету, – Он указал на мою кружку, давая понять, что эта тема закрыта, – пей свое пиво, птица-синица.

Я улыбнулась:

– Может, уже объяснишь, почему птица-синица? Откуда она взялась?

Конец ознакомительного фрагмента.