Шрифт:
Не позволит больше жить так, как я жила прежде.
Ива обожгла мою душу, но обожгла она её лучом солнечного света, и я хочу чтобы этот солнечный свет не только обжигал, но и согрел меня.
— Спи, зайчонок, спи, — мурлыкаю я под нос, рассматривая крохотный носик, аккуратный подбородок, красные щёчки и небольшие ушки, которые выглядывают из-под края шапочки. — Спи, засыпай.
Едва слышно скрипят дверные петли, и я поднимаю взгляд. В комнату заглядывает молчаливая бледная Варя. Юркает внутрь, а за ней появляется и Алина. На цыпочках они подходят ко мне и опускаются на ковёр у моих ног с двух сторон. Кладут головы мне на колени и с облегчением выдыхают.
Я рядом.
Мама рядом.
Прикрываю глаза, из которых льются потоком слезы, и продолжаю тихонечко тянуть колыбельную, в которой зайчик видит волшебные сны.
— Мам, — сипит Алинка, и я слышу в её шёпоте дрожь слез, — мам...
Пауза. И тихий вопрос, в котором ярко горит детская надежда:
— Мам, ты останешься с нами?
Глава 60. Останься
Странно, но именно сейчас я чувствую себя настоящей матерью. Будто до этого момента, пока я не села в кресло с Ивой на руках, я была мамой лишь на словах.
Да, я родила двух дочерей, я их люблю, но не было в моей груди вот этого самоощущения безграничной материнской любви, которая сейчас затопила меня, кажется, до самого горла. И её хватит на всех.
На Варю, на Алинку и на упрямую Иву, которая выжила после жестоких фокусов биологической матери.
Ива сквозь сон вновь причмокивает, и я, кажется, сейчас задохнусь от нежности и от желания расцеловать её моську в красных пятнах аллергии.
Ива хмурится и расслабляется в моих руках, нырнув в глубокий сон. Она уходит в свои размытые грезы и оставляет меня со старшими сестрами.
— Мам, — Варя прижимается к моему бедру горячим лбом, несколько секунд молчит, а затем едва слышным, дрожащим шёпотом говорит. — Я тебя очень люблю. Прости меня, пожалуйста, что я... Что я была злой с тобой, что я кричала на тебя…
Замолкает на секунду, чтобы перевести дыхание.
— Мне было просто страшно, — её голос начинает похрипывать от подступающих слёз. — Очень страшно.
— А теперь? — спрашиваю я, и слезы накатываются до линии челюсти. — Сейчас тебе страшно?
— Нет, — отвечает Варя, — сейчас мне не страшно. Сейчас мне грустно, что я… столько наговорила…
Она вновь кладёт голову на бедро и обнимает слабыми руками под коленями. Наши вдохи и выдохи срастаются в одно тихое дыхание.
Я — мама.
Вновь тихо поскрипывает дверь. Пара шагов, а затем воцаряется тишина.
Перед нами замирает тёмный и мрачный силуэт Романа, как тень одинокого чудовища. Он не двигается несколько минут, смотрит на нас.
Через минут тишины, медленно, с трудом передвигая ноги, подходит и опускается передо мной на колени.
Варя и Алина настороженно отстраняются от меня.
Роман с надрывным и хриплым выдохом утыкается лицом мне в колени.
Девочки молчат. Ива спит, а у меня с подбородка капает слеза на розовый бодик Ивы, прямо в область сердечка.
Да, сейчас не страшно, но дико больно, будто сердце и лёгкие проткнули десятками спиц, а после раскалили их докрасна. Дышать тяжело.
Но я всё же делаю судорожный вдох через рот и, закрывая глаза, выпускаю из себя новые ручьи слез.
Для кого-то мы обязательно будем больными, но такие уж мы есть, и такими мы останемся. Если разойдёмся в разные стороны, то этот болезненный надрыв так и останется в душе каждого из нас. Эти глубокие раны не заштопать порознь, потому что те иглы, которые не сломаются лишь у нас с Ромой в руках.
Мы не станем холодными и равнодушными бывшими мужем и женой друг для друга. Мы можем, конечно, сыграть новые роли, в которых, наверное, даже преуспеем, но под масками будет много крови и тоски.
— Прости, прости, — хрипит Роман, будто на грани скорой смерти, и сжимает мои голени. — Прости… Простите меня, девочки.
Варя и Алина стискивают подол моей юбки и не дышат, вслушиваясь в каждое глухое и тихое слово Романа, который делает глубокий и прерывистый выдох и опять шепчет:
— Простите...
Кожу на щеках щиплет.
— Я поступил, как мразь, — его дыхание обжигает мои колени. — Как последняя мразь.
Опять пауза, и его плечи вздрагивают.
— Я не хочу вас терять, никого из вас, девочки. Простите, простите меня…
Я чувствую, как ткань моей юбки намокает от его слез. На моих руках сквозь сон зевает, хмурится и вновь расслабляет личико с закрытыми глазками Ива.
— Простите, — повторяет Роман и вслепую ищет руки Алины и Вари, а когда находит, то крепко-крепко сжимает, будто удерживает на краю пропасти. — Я не хочу вас терять.