Стараясь не медлить, Антон выбрался наружу, чтобы не дать себе шанса избежать встречи. Никто его не заметил: охрана занималась человеком в машине, отец беседовал с помощницей. Наконец, он повернулся к тому, кто выбрался из салона мерседеса почти одновременно с Антоном.

— Алексей отвезет тебя на временную квартиру в Красногорске. Поменяемся машинами, потому что журналисты всяко устроят погоню за сенсацией. Пока будут догонять мой кортеж, вы успеете убраться подальше. Только никакой техники. У нас, возможно, завелась крыса.

Один из мужчин отступил, и Антон, как раз обошедший ауди матери, резко остановился. Он широко распахнул глаза, не веря тому, что видит.

Человек с безумно знакомыми чертами лица и тщательно уложенными светлыми волосами стоял всего в нескольких метрах от него.

— Донской лично на маршрутке поедет проверять твою экодачу, Кенар? У меня без того никакой связи с внешним миром, кроме стандартных десяти каналов на допотопном планшете. Ты меня еще в замкадье отправь, задницу морозить. Или в Хабаровск, я ж страсть как соскучился по родным краям, ага. Моя невестка в тюрьме, а ты мне предлагаешь опять бежать!

— Тебе напомнить о программе защиты? Или Стасику позвонить? — завелся Паша.

Антон выронил из ослабевших пальцев ультрапланшет, и мужчины одновременно обернулись.

Отшатнувшись, Антон громко выдохнул:

— Папа? Дядя Ярик?

— Нехорошо, — Ярослав перевел взгляд с лучшего друга на Антона и обратно. — Кенар, только не говори мне, что ты ничего ему не рассказал!

В голосе послышалось столько осуждения, отчего Паша очнулся и недовольно покосился на друга.

— Не шипи на меня! — огрызнулся он. — Психотерапевт сказала, что потрясения негативно сказалось на его психике!

— А, ну если ты до сих пор считаешь, что двадцатисемилетнему кабану требуется надсмотр…

— Ой, заткнись, ладно? Воспитывай своего сына!

— Прошу заметить, Марк вырос приличным ребенком, — философски заметил Ярослав и внимательно посмотрел на Антона. — Тошка? — позвал его.

Стушевались охранники, Александра быстро юркнула за широкие спины телохранителей босса. Вдруг никто не заметит? Но Антону, впрочем, было совсем не до людей.

У него никак не укладывалась картина. Он точно помнил, как проснулся в больнице после тюрьмы. Мама долго плакала, сестра ругалась и ревела поочередно, брат ругался, а отец молчал. Смотрел на него и молчал. И на вопрос о смерти Ярослава Тасманова тоже предпочел ничего не говорить.

«Ему сложно смотреть на меня, ведь я виноват», — решил тогда Антон.

Потому что за все время, что он находился в клинике, Паша ни разу нормально с ним не поговорил. Избегал встреч, интересовался лишь здоровьем и часто оставался рядом, но в качестве молчаливой статуи. Нависал над кроватью, заглядывая в бледное лицо сына.

Проснешься утром — а он тут как тут.

Именно в тот момент их отношения окончательно разладились. Антон осознал весь масштаб бед, которые натворил, и сбежал из дома под предлогом подготовки к самостоятельной жизни. Сейчас-то он понимал, что банально испугался реакции отца. Опасался услышать обвинения в свой адрес или увидеть осуждение в зеленом взоре.

Но получалось, что ничего не было? Все — одна большая ложь?

— Мне нужно на воздух, — с трудом выдавил Антон и схватился за голову.

Он взлохматил волосы, отошел на несколько шагов. Одежда сдавливала тело, воздуха не хватало: похоже на типичный приступ, однако на сей раз он чувствовал, как теряет над собой контроль. Темнело в глазах, и парковка закачалась, будто кто-то снаружи потряс здание. Бетон под ногами заходил ходуном, стоило только посмотреть вниз на носки ботинок в попытке унять поступившую тошноту.

— Татошка, — Паша протянул руку. Не хватило жалких пяти сантиметров, чтобы коснуться плеча сына.

— Не трогай меня! — сорвался на крик Антон, тяжело дыша. Он отшатнулся и с каким-то внутренним злорадством отметил боль, исказившую черты отца.

Паника отступила, а на смену ей пришла ярость и желание выплеснуть ее Паше в лицо. Пусть бы давился этой отравой, которую сам же породил. В безумном желании контролировать собственного ребенка тот разжег ненависть в душе Антона. Да такую, что теперь она разъедала изнутри его не хуже соляной кислоты и требовала выхода.

— Послушай меня, давай успокоимся и поговорим, — настойчиво потребовал Паша, но в ответ услышал почти безумный хохот.

— Поговорить? — сквозь истеричный смех Антон всплеснул руками. — С кем, твою мать?! С тобой, что ли? Целый год пофиг было. Глядите-ка, поболтать вздумал. По-семейному! — саркастично добавил он.