– Доброго тебе дня!

– Вадим, – довольный северянин обернулся к боярину, – это твоя женщина? Если нет, я заберу ее с собой.

Норов сжал кулак и поднес к носу Свена:

– Видал?

– Я опоздал? – воин огорчился, но вскоре снова улыбнулся. – Идем ко мне, разговор есть.

– Долгий? – боярин оборачивался на причал, выискивая Настю.

В толпе, что уж собралась на берегу, девушки он не приметил. Вокруг стало людно: подошли подводы, работные набежали. Промеж того и порубежненцы притекли торговать шкуры с ладьи. По сходням уже катили бочки с медом, несли тюки с рухлядью и волокли короба.

Вадим боярышни не видел, но слышал смех и шутки северян: чуть разумел язык. Все они радовались появлению "Сольвейг", обещая ей бусы, серебряные кольца и удачное замужество в их землях.

– Ты идешь? – Свен пошел к реке.

– Иду, – вздохнул Норов и, выискав взглядом Бориса, упредил, чтоб поглядывал по сторонам.

На ладье стало просторно: товар вынесли и дожидались мены*. Средь лавок пусто, на носу – тоже.

– Вадим, – северянин стал серьезным, тревожным, – в протоке у Сурганово видел ладьи. Не наши. Воинов немало. Ты когда уже сметешь врага со спроных земель? Сил нет или ждешь другого времени?

– Это ты хорошо спросил, Свен, – Вадим в один миг осерьезнел. – Всего тебе не обскажу, но знать хочу, ты со мной? Большой добычи не обещаю, а сеча будет славная. Если встанешь в протоке с дружком своим, Освальдом, так все, что в руки притечет, ваше. Мыта не спрошу, а вот пустое место на реке ты мне заткнешь.

– Осси идет следом за нами, – Свен почесал бороду. – Я стану говорить с ним. Думаю, он не откажется. Торг плохо начался, вода высока. Лето короткое, зима большая. Любая добыча дорога. Присядем, Вадим, обсудим?

Норов не отказался, уселся на теплые доски. Не чаял, что разговор затянется надолго, да упрётся в бочку с медовухой, какую выкатил Свен.

По сумеркам суета закончилась, северяне вернулись и...снова появился бочонок, а вслед за ним горячее варево и хлеб, какого сторговали у порубежненцев. А после того и еще бочонок, и еще...

Домой по темноте Вадим шел, спотыкаясь. Едва не сверзился на пригорке, но подхвачен был крепкой рукою ратника Федора, которого оставил на берегу стеречь. У крепостных ворот Норов чуть не треснулся лбом о стенку, а по проулку шел до того долго, что показалось – светает.

На крыльцо поднялся с трудом и уселся на приступке перевести дух. Видно долго сидел: в голове чуть прояснилось. Малое время спустя шагнул уверенно в сени и услыхал тихое:

– Кис, кис, кис... Где ж ты, пушистый?

Норов тяжко вздохнул и двинулся на Настин голос и огонек свечи, что держала она в руках.

От автора:

Прикладная – печать в виде пластины, которую прикладывали на пергамен или бересту

Колотушка – деревянный молоток для оттиска печати на пергамене или бересте помимо чернил

Хейль о сэль– (др.-сканд) Добро пожаловать

Комду сэль, Сольвейг– (др.-сканд) здравствуй, Сольвейг. "Сольвейг" в переводе - сила солнца, путь солнца

Торп – деревня викингов

Мена – бартер

– Куда ж задевался? – Настя бродила по темным сеням, выискивая котейку. – Ужель во двор сбежал, маленький?

Сунулась в клеть, огляделась, да не приметила ничего. Вслед за тем шагнула в малый закут, где стояли сундуки старые. Постояла на пороге, боясь зайти в тесноту, но себя пересилила, жалея малую животину.

– Кис, кис, кис... Где ж ты, пушистый?

– Лучше б меня так искала.

Настя, услышав голос боярина, вскрикнула и подалась от него. Тот стоял, прислонясь плечом к дверному косяку и глядел чудно: и страшно, и горячо, и неотрывно.

– Вадим Алексеич, – боярышня испугалась, попятилась в закут. – Не чаяла тебя встретить в ночи.

– А когда чаяла? – шагнул через порог, покачнулся и дверь захлопнул.

Настя от стука сжалась и вмиг дыхание утратила. Стояла ни жива, ни мертва, в тряской руке свечу держала на подставе.

– Не бойся, – покачал головой. – Не трону. Рядом постою. Что, и такой малости не дозволишь? – а сам наступал: высокий, широкий.

– Боярин, – Насте и вовсе подурнело, – выпусти.

– Утром сказала, убегать не станешь, а что ж теперь? – и упрекал, и улыбался.

– Выпусти, Христом богом прошу, – все ворот рубахи оттягивала, вздохнуть хотела.

– Выпущу, куда денусь. Не запру же тут. Отдай свечу-то, рука трясется, уронишь, – забрал у Настасьи поставок и устроил на сундуке. – Ты что ж дрожишь, озябла? Погоди согрею. Почто в одной рубахе по холодным клетям бегаешь? – протянул руки ухватил Настю за тонкие плечи и прижал к себе.