— Что такое, Лисён? — тянет парень, поймав мой взгляд. — Хочется чего-то?

— Хочется! Быть как можно дальше от тебя! — гневно выкрикиваю. — Ты что думаешь, я стану одной из твоих девочек? Не мечтай даже!..

— Не «одной из», а единственной.

— …Угораздило же встретиться с тобой! Жила себе спокойно! Проблем не знала!.. — И оторопело замолкаю, с опозданием поняв смысл его слов. — Что ты сказал?..

Высоцкий усмехается и тянет руку к моей щеке, осторожно касаясь кожи.

— Сказал, что хочу, чтобы ты была моей единственной девочкой, — произносит пробирающим до мурашек хриплым голосом. — Я никого, кроме тебя не вижу, Лисён. И не хочу.

Его слова лишают дара речи.

Смотрю в зелёно-карие глаза и читаю в них искренность, которая обезоруживает меня, заставляя сердце трепетать.

Впервые вижу Максима таким открытым. Он не притворяется. Не играет.

Я безнадёжно тону в его глубоком серьёзном взгляде. И расслабляюсь, чувствуя нежные прикосновения загрубевших пальцев к щеке.

Не могу дать название своим эмоциям. Они обволакивают меня теплом, словно уютным пледом. Дыхание перехватывает, и почему-то хочется плакать. А ещё — улыбаться. Глупо, безмятежно.

Шмыгаю носом, сдерживая непрошенные слёзы.

Ведомая чувствами, поддаюсь вперёд, желая поцеловать парня. Но в последний момент замираю.

— Если я доверюсь тебе, то полностью, — шепчу, заглядывая ему в глаза. — Пообещай, что не обманешь. И всегда будешь честен, что бы ни случилось.

— Обещаю, Лисён, — не раздумывая, отвечает он, зарываясь пятернёй в мои волосы.

И, сократив расстояние между нашими губами, целует. Неторопливо. Бережно. Сладко. Будто хочет не только словами, но и действиями показать, насколько я важна для него. И что, кроме меня, ему больше никто не нужен.

Зажмуриваюсь от переизбытка эмоций и дрожу, чувствуя трепет в животе. Обнимаю шею Максима и с щемящей нежностью отвечаю на поцелуй.

Я верю Высоцкому. Верю!

Не было у него ничего с той глупой брюнеткой. Об этом свидетельствуют его руки, скользящие по моему телу с жадным голодом. Подтверждают губы, которые с каждой секундой становятся всё требовательнее и настойчивее.

Не могу даже мысли допустить, что это притворство. Сыграть такую одержимую страсть невозможно.

— Хочу тебя, — глухо рычит боец, стискивая ладонями мои бёдра.

— У тебя разбит нос и руки, — цепляюсь за реальность. — Надо ехать в травмпункт.

— Фигня. Всё само затянется.

— Я серьёзно, Максим. — Отстраняюсь и беру его лицо в ладони. — Ссадина уже синяком становится, — расстроено качаю головой. — Её надо чем-то обработать.

— Ладно, — парень нехотя пересаживает меня на сиденье. — Но заниматься этим будешь ты. Пристегнись.

Быстро накидываю на себя ремень безопасности, и Высоцкий трогает машину с места.

Мы едем в сторону его дома, и я нервно кусаю губы, пытаясь морально подготовиться к тому, что случится этой ночью.

Если посмотреть на нас со стороны, то можно увидеть серьёзного парня, уверено управляющего машиной, и девушку, смотрящую вдаль рассеянным взглядом. Совершенно обычная картинка. Наполненная спокойствием, даже скукой.

На самом деле в закрытом пространстве авто витает бешеное сексуальное напряжение, от которого поднимаются волоски на теле и кожа пылает, будто её ошпарили кипятком.

Между мной и Высоцким словно протянули электрические провода, которые искрят, замыкаются и коротят. И это уже не простое лёгкое влечение. Это одержимость. Безумная. Бешеная.

И если для опытного бойца эти ощущения скорее всего не новы, то меня буквально потряхивает от них.

Я то и дело сжимаю колени, нервно ёрзая на сиденье. Приоткрываю окно, впуская в салон свежий воздух, но легче не становится. Моё бесстыжее тело будто живёт отдельной жизнью.

— Мы едем целую вечность, — говорю, не замечая, что вслух.

— Хочешь заняться этим в машине?

— Ты о чём? — растерянно смотрю на парня.

— О моём лечении, — тянет он с усмешкой. — А ты о чём?

— О нём же! — выпаливаю, покраснев до корней волос. — И нет, в машине мы это делать не будем.

— Согласен. Лучше дома, — кивает Высоцкий, скользнув по мне горящим взглядом. — В спокойной обстановке. Без спешки и суеты.

Господи… Ну почему его слова звучат так двусмысленно? Невозможно общаться!

Хочется дать себе пощёчину, чтобы обрести ясность ума и не думать о всяких пошлостях.

С трудом дожидаюсь, когда Максим остановит машину во дворе, и спешу побыстрее выбраться на воздух. Дёргаю ручку, распахиваю дверь и ставлю ноги на порожек. Но в самый ответственный момент шпильки подводят, и я, буквально вываливавшись из салона, приземляюсь на четвереньки.