Сын аплодирует.

Я офигела.

Занавес.

Мой чудесный тепличный цветок вырос.

Умница какая.

'Крошка сын к отцу пришел,

и спросила кроха:

— Что такое хорошо

и что такое плохо?'

В. Маяковский

Успокоив, насколько возможно, детей и отпустив их с миром, задумалась.

Ситуация хреновая, но небезнадежная.

Просто тут надо поступиться своим титулом «самостоятельной» и девизом «все могу сама».

Но сейчас я понимаю, что для меня результат важнее всех этих эфемерных корон.

Я должна беречь свои нервы.

И мозги, и сердце.

Мои жизнь и здоровье сейчас — приоритет.

Поэтому горите синим пламенем все дурацкие, неудобные для счастья и спокойствия воспитательные установки моего детства.

Посидела, подышала, собралась с мыслями.

А потом я сделала нечто, совершенно недопустимое и абсолютно противоестественное для хорошо воспитанной девочки.

Как же так можно?!

Это же слабость, позор и вообще тотальное бессилие.

Но мне пора подумать о себе, позаботиться обо мне, поберечь себя.

Если не я, то кто?

А детям моим без мамы пока никуда, как показала практика, к сожалению. Отцу их доверить нельзя, а сами они все же пока маловаты, хоть и не младшие школьники давно.

Я позвонила свёкру.

— Николай Романович, мне, конечно, ужасно неловко, но, честно говоря, я даже не знаю, к кому можно с этим вопросом обратиться.

— Ариша, детка, что случилось? — сказать, что он насторожился — погрешить против истины.

Там, похоже, паника.

— Сегодня Роман встречался с моим адвокатом для подписания документов. Так вот, подписывать соглашение о выплате Константину ежемесячного содержания в виде алиментов Роман отказался наотрез. Адвокат запросил шестьдесят тысяч, это двадцать процентов его зарплаты. Однако Роман Николаевич заявил, что мы получаем достаточно: и три четверти квартиры, и машину, а о ежемесячных выплатах речи до сих пор у нас с ним не шло.

Свекор крякнул и, кажется, выругался:

— Ну, ничего себе, его там переклинило совсем. Я понял тебя. Нечего к нему больше относиться с пониманием. Сколько там положено на одного ребенка? Четверть дохода? Так вот, пусть платит семьдесят пять и ни рублем меньше, так адвокату и скажи.

— Я-то скажу, но как отреагирует на это ваш сын? — вздохнула, ибо успела уже, откровенно говоря, притомиться.

— Так, обещаю, что Рома завтра приедет и все подпишет. Пусть только бумаги будут готовы.

Да, где же отцовские гены в моем бывшем муже дремлют-то? Ну, адекватный же мужик, мой свекор.

— Спасибо, Николай Романович! А то дети сегодня слегка обалдели от его высказанной довольно грубо жизненной позиции.

— Эх, Ариша, было бы за что. Это ж я, получается, недоглядел, что сына в такую сторону понесло. А там же еще и Лерочка… — дед Коля вздыхал так душераздирающе, что я не удержалась:

— Вы ни при чем совершенно, не вздумайте себя корить… Лера уже поняла, что отец считает ее взрослой и самостоятельной.

Ой, кто это там злого медведя разбудил? Ревёт и рычит с другой стороны трубки очень впечатляюще.

— Милая, ты всегда была чудесной матерью, внимательной невесткой и хозяйственной, заботливой женой. Так что ничем не заслужила вот это вот все. И дети тоже. Ничем.

Тут я вздохнула так мощно, что Николай Романович должен был прочувствовать: как мне горько и как я сожалею…

Поэтому печально пробормотала:

— Сожалей — не сожалей, но уже так вышло, увы. Я поговорю с Костей и Лерой и сегодня вечером, перед сном, и завтра утром. Поддержу как смогу, и постараюсь отвратить их лик от психотропных препаратов.

Помолчали.

Спокойно. Печально. С пониманием.

А затем свекор вдруг выступил с неожиданным предложением:

— Да, все разумные люди сожалеют. Сейчас сын мой теряет многое. И всего этого не вернуть с годами. Но это его выбор, поэтому мы с Таней сожалеем, но, кроме «поддержки вам» — ничего больше сейчас сделать не можем.

— Я очень благодарна Вам за эту осознанную позицию, — успела только выдохнуть.

А тут уже следующий вопрос:

— Опять мать? Придется ей утереться и потерпеть, — здесь Николай Романович хмыкнул.