Да ладно?

Это еще откуда такой сюрприз?

— Ох, вот это да. Опять? В принципе, можете с девочками разобрать на букеты, наверное.

Удивленный восторженный вздох и радостный писк:

— Вот такую красотищу? И не жалко вам?

— А чего в карточке написано? — надо на всякий случай проверить, мало ли, еще один тугодум в этом городе завелся.

— «Не гневайся, любимая. Твой И.», как ми-и-и-ило…

Езус-Мария, ниспошлите мне терпения, или дайте уже гранату, что ли?

Вздыхаю тяжело:

— Если обратно с курьером не отправить, тогда разбирайте. Вот не понимает человек по-хорошему.

Но на той стороне воздушного коммуникационного моста уже такое радостное возбуждение, что мои сожаления, как обычно, остаются исключительно моими.

— Я вам фото сначала пришлю. Спасибо! Так здорово, и розы такие красивые…

Ну, хоть кто-то порадуется этой бессмысленной щедрости.

Грустно, когда человек не понимает слов.

И ситуация такая противная из серии «зажралась» складывается: приличный мужик, почти не пьет, с образованием, бизнесом, машиной и квартирой. Без детей от первого брака, зовет замуж, засыпает подарками…

А я, без пяти минут безработная разведенка с двумя детьми, зараза неблагодарная, нос ворочу.

Ох, как же это все неприятно и утомительно.

Пока я приводила себя в порядок, варила кашу и завтракала с Костей, морально готовилась к неизбежным после роз неприятностям в лице Игоря.

Гром в телефонной трубке грянул ближе к двум часам дня:

— Ну, что? Ты уже сменила гнев на милость, моя капризуля?

Вот только глаза закатить и остается.

Это какой-то трындец. Ну как так можно?

Холера ясна, что я ещё должна сказать или сделать, чтобы до него дошло: всё, у нас ничего нет и не будет? Умерла так умерла. Двадцать лет назад, да.

А пока я молчала, мне уже набросали план действий на ближайшую перспективу:

— Сейчас срочно умчался по делам в Пермь. На выходные ничего не планируй. Заказал банный комплекс, хаммам там, массаж и прочее. Будет у нас с тобой настоящее романтическое свидание. Раз тебе нужны нежность и ухаживания, ну, значит, ты их получишь.

Как это ужасно, чувствовать себя неблагодарной дрянью.

Он такой весь с цветами и чувствами. А я?

А я устала, не хочу его вот совсем: никак и никакого.

Не хочу.

Поэтому тут без вариантов, быть мне гадиной: раз прогнусь, после бани очнусь уже в статусе невесты, а оттуда сбежать будет еще более позорно. И проблематично.

Не буду.

Не заставит.

И плевать я хотела на воспитание и на то, что мать будет опять меня стыдить и упрекать.

Плевать.

Если снова поддамся — сдохну очень быстро. Просто не вывезу этот моральный прессинг. Да и физически вновь терпеть близость, а не хватит ли?

Достаточно я маялась и страдала последние лет десять с Ромой.

Вдохнула.

— Хорошо тебе съездить по делам, Игорь. А в выходные я совершенно точно не могу. Ни сейчас, ни вообще. И сауна мне категорически противопоказана, и с тобой я никуда не пойду. Я тебе внятно и последний раз говорю: я не буду с тобой. Никак. Никогда. Все.

— Ты передумаешь, милая, — прозвучало уверенное после паузы.

А мне осталось лишь отключиться и зарычать.

Да, затем пришлось полчаса убеждать ребенка, прискакавшего на кухню, что со мной все хорошо, что я справлюсь и все под контролем.

И только я вроде выдохнула, как меня снова взбодрили звонком. На этот раз мой адвокат:

— Арина Егоровна, у меня сегодня такие половинчатые новости. Приезжал только что Роман Николаевич, подписал ту часть соглашения, которая касалась раздела основного имущества, где вы с детьми получаете три четверти стоимости квартиры и вашу старую семейную машину. Но отказался подписывать документы, в которых были обозначены шестьдесят тысяч рублей ежемесячно в качестве алиментов на Константина Романовича.

— О как неожиданно, чем мотивировал? — обалдеть, и это я же еще поскромничала и потребовала не все, что по закону положено.

— Сказал, что вы получаете достаточно. А о ежемесячных выплатах речь вообще до сих пор не шла.

Нет, это, мне кажется, уже за гранью.

Рома страшно ругал одного своего приятеля лет пять назад, когда тот разводился и устраивал махинации по сокрытию доходов, чтобы не платить алименты.

Как он тогда вопил?

«Это же твой ребенок. Хрен с ней, с бывшей, но это же твой сын. Как ты можешь лишить его не только отца, привычной жизни, но и приличных кроссовок?»