Я настолько распереживалась за него, что не могла петь: голос пропал. Бурная фантазия воспроизводила самые жуткие страхи.

– Леди, что с вами? – тихо подошёл ко мне один из мальчишек, что пытался мне подыгрывать. Только сегодня я играла хуже, чем любой из них.

– Ваши мужчины забрали моего любимого ещё утром. Он так и не вернулся, – призналась я. Что мне было терять? Я и так у них в заложниках.

– Вы его так сильно любите? – и столько любопытства, отчаяния и боли было в этом вопросе, что, прежде чем ответить, мне пришлось сглотнуть ком в горле.

– Очень, – выдохнула я, даже кивнув дополнительно.

– Мы найдём его. Не переживайте, – бросил подросток и убежал. Я ещё видела, как из общей массы отделяются другие мальчишки и следуют за ним. И вот странно, разум вопрошал: что могут сделать мальчики-подростки против злых умыслов взрослых мужчин? А мне стало легче, спокойнее. Нет, нервозность не прошла, но утихла.

Буквально через полчаса (наши посиделки с песнями ещё не закончились) мальчик появился в гостиной. От его выражения лица мне стало плохо, сердце забилось глухо. И поскольку я замерла как истукан, все обратили на него внимание.

– Простите, леди, – пробормотал он.

– Что с ним? Где он? – выдохнула я, а у самой уже кружилась голова.

– Там. Мы принесли его от ручья. Вы ещё успеете попрощаться, – говорил он, не поднимая глаз.

Вдруг почувствовала, как кто-то сбоку поддерживает меня за локоть. Я пыталась упасть?

– Веди, – проговорил Аккут. Теперь я точно могла сказать, что это он.

Сначала он медленно вышел, а потом с порога побежал. Мы за ним. Аккут так и держал меня за руку, хоть мне этого и не требовалось. Теперь я бежала сама, вполне поспевая за мальчишкой, который оглядывался постоянно. Бежать пришлось недалеко. Или мне так показалось. Не помню.

Навстречу нам вышли шестеро мальчишек, что на какой-то ткани несли Татинкора. При моём появлении они тут же опустили его на землю и отошли в сторону. Я же упала рядом с ним на колени. Такой боли я ещё не испытывала. Всё тело горело, душу рвало на части, склеивало и вновь разрывало. Я не знаю, кричала ли я. Не знаю, сколько длилась моя агония. Слёзы капали вниз, будто насмехаясь, не застилали глаза, а давали возможность разглядеть его в полной красе.

Татинкор не двигался, глаза его были закрыты, лицо опухло, на раздутой шее виднелись глубокие царапины. И более ни одной травмы.

Я упала ему на грудь, заливая слезами, и услышала стук сердца. Очень слабый, настолько, что сама усомнилась и прислушалась, но спустя бесконечно долгие мгновения прозвучал второй.

– Любимый, – прошептала я. – Он жив. Он жив, – закричала я во всё горло, будто это что-то могло изменить.

– Да, леди. Пока жив, – подтвердил мальчик.

– Ему не помочь. У него явное отравление пактуреллой. Я видел когда-то, – произнёс другой.

Мальчишки необразованные и не знают, что в таких случаях тоже можно помочь. Моя голова заработала так, как никогда. Память в ускоренном режиме прокручивала все уроки о ядах, отравлениях и пактурелле. И вот именно отравления ей были очень страшными, потому что убивали очень медленно. Фактически, вдохнув или проглотив специально обработанную пактуреллу, человек получал химический ожог. А уж химию я люблю и уважаю.

Руки действовали будто сами, я лишь фиксировала отдельные вещи. Отрешиться от окружающих удалось на удивление быстро. Да, я просто не имела права больше медлить. Если его отравили сразу, то времени прошло уже более чем достаточно.

Попросить помощи у Богини или вспомнить о том, что я вроде бы плохо управляю своей магией, я не подумала. Вот это как раз и прошло мимо моего сознания. Я просто действовала.

Найти источник – щелочь в лёгких, носоглотке и гортани. Видимо, он пил воду, чего в таких случаях делать категорически нельзя, потому что щёлочь распалась и продолжила своё дело.

– Мне нужно любое растительное масло, – сказала я. Кто и как мне его достанет, меня не интересовало. Была только уверенность, что принесут.

Медленно, шаг за шагом я выводила по крупицам ядовитые частицы, какие-то в чистом виде, какие-то соединяя в более безопасные вещества. О том, что я чувствую и вижу с помощью своей магии настолько мелкие вещи, я не думала. Первым делом я освободила носоглотку и одно легкое. Татинкор сразу задышал глубже, я чувствовала, что пульс стал не таким слабым. Мне принесли масло, но для него было ещё рано. Я выводила остатки щёлочи из гортани, где её было крайне много. А оставшееся лёгкое вообще не доставило хлопот. Вот теперь по каплям распределяла масло по гортани, трахее и носоглотке. К концу моих манипуляций Татинкор открыл один глаз.

– Всё позади. Всё будет хорошо, – шептала я, пытаясь не сбиться с настроя.

Мальчишки, как только я поднялась на ноги, подхватили импровизированные носилки и понесли в господский дом. Тишина, в которой всё происходило, была для меня благодатью. О том, что все присутствующие поняли, что я маг, придётся думать позже.

Всю ночь я с помощью магии снимала отёки, очищала дыхательные пути, а пару раз даже усыпляла Татинкора. Мальчик, что первым подошёл ко мне, помогал. Он носил мне влажные тряпки, ибо всё выходящее нужно было куда-то девать, да и сам организм активно боролся, а значит, повысил температуру. Мы сражались и с жаром, и с тошнотой, потому что яд попал и в желудок.